мерил комнату шагами. — При них постоянно будет охрана, они никого близко не подпустят, а во дворце нельзя начинать войну. Невозможно придумать худшего времени и места для того, чтобы тайно прикончить целых трех человек!
— Сядь, брат, — сказала ему Клара. — Успокойся. У нас еще есть время все подготовить. Что-нибудь придумаем.
Бриган обещал вернуться во дворец к концу декабря. Он написал откуда-то, неизвестно откуда, что послал воинов в имение лорда Брокера, чтобы привезти того на юг оказалось, что бывший командующий предложил юному преемнику помощь на случай, если и вправду разразится война. Эта новость Файер просто ошеломила — она за всю свою жизнь не помнила, чтобы Брокер ездил дальше, чем в соседний город.
По ночам, в сопровождении своей охраны, тоскуя по обществу Бригана, она всматривалась в раскинувшийся перед ней город и пыталась осознать, что грядет.
Воины короля на севере обыскивали горы, туннели и все обычные места дислокации войск Мидогга. Разведчики прочесали Пиккию, юг и запад. Все без толку: либо Мидогг спрятал свои легионы с необычайной изобретательностью, либо заставил исчезнуть с помощью волшебства. Бриган послал из резервных войск подкрепления в крепость Роэн, в Срединный форт и на южные золотые рудники. Количество воинов, размещенных в Столице, тоже заметно выросло.
Со своей стороны, Файер принялась мучить капитана Харта расспросами о торговце зверями Каттере и мальчишке-туманщике с разными глазами. Но Харт утверждал, что ничего об этом не знает, и в итоге Файер пришлось ему поверить. В конце концов, мальчик, по-видимому, не имел никакого отношения к приготовлениям к войне — как, собственно, и браконьер, и второй чужак, появившийся в ее землях на севере, и лучник, которому вздумалось любоваться видом из ее окон. К чему же они тогда имели отношение — это сейчас не интересовало никого, кроме самой Файер.
— Ты меня прости, Файер, — отрезала Клара. — Уверена, это все очень зловеще и все такое, но у меня нет времени ни на что, что не связано с войной или праздником. Разберемся с этим потом.
Единственным, кому было не все равно, оказался Арчер, но какой от него прок, когда он убежден, что причина всего происходящего кроется в чьем-то желании отобрать у него Файер.
Однако вскоре выяснилось, что у Клары все же нашлось время на кое-что, помимо войны и праздника. Она ждала ребенка.
Принцесса рассказала об этом Файер в Погребной гавани, чтобы рев водопада не дал никому, даже стражам, подслушать их разговор. Клара говорила прямо и спокойно, и когда Файер свыклась с новостью, то поняла, что не особо и удивлена.
— Я была неосторожна, — сказала Клара. — Мне никогда не нравились эти травы — от них подташнивает. К тому же до этого я еще ни разу не беременела — и, наверное, убедила себя, что просто не могу. И вот расплачиваюсь за свою глупость, потому что теперь меня тошнит от всего.
Файер она больной не казалась — в последние недели она как будто была в добром здравии и спокойна как никогда. Но ей было известно, что Клара — хорошая актриса и, возможно, лучшая кандидатура для подобного происшествия. У нее есть и деньги, и поддержка, и она будет выполнять свой долг до того самого дня, как родится ребенок, и продолжит сразу после. А еще она будет сильной, уверенной матерью.
— Отец — Арчер, — добавила принцесса.
Файер кивнула. Так она и предполагала.
— Когда ты ему расскажешь, он ничего для вас не пожалеет. Ручаюсь.
— Это все неважно. Для меня важно только то, что ты думаешь. Я сделала тебе больно тем, что прыгнула к нему в постель и оказалась настолько глупа, что позволила случиться тому, что случилось?
Файер посмотрела на нее изумленно и растроганно.
— Ты совершенно определенно не сделала мне больно, — сказала она твердо. — У меня нет никаких прав на Арчера, и я его не ревную. Обо мне можешь не волноваться.
— Ты такая странная, — вскинула брови Клара.
Файер пожала плечами:
— Ревности самого Арчера всегда хватало на то, чтобы внушить мне отвращение к этому чувству.
Клара посмотрела Файер в лицо, прямо в глаза, и Файер ответила на ее взгляд с прямотой и спокойствием, чтобы Клара убедилась в ее искренности. Наконец она кивнула.
— Для меня это огромное облегчение. Прошу, не говори моим братьям, — добавила она, и впервые в ее голосе проскользнула тревога. — Они все тут же взовьются и захотят порвать его в клочья, и тогда я сама разозлюсь. У нас слишком много других забот. Худшего времени для этого нельзя было и придумать. — Мгновение она помедлила, а потом закончила мысль с откровенностью: — К тому же я не желаю ему зла. Возможно, Арчер не подарил мне всего, о чем я мечтала. Но не могу отрицать: то, что он мне все-таки подарил, было восхитительно.
Но не все готовы были с радостью принять подобный дар.
Марго, стражница Файер, спала с нею в спальне всегда, а Муза с Милой сменяли друг друга. Однажды на рассвете Файер, проснувшись, почувствовала, что кого-то не хватает, и поняла, что Мила в ванной — ее тошнило.
Файер бросилась к девушке и помогла ей убрать с лица светлые волосы. Гладя спину и плечи Милы, она постепенно совсем проснулась и начала понимать, что видит.
— Ох, миледи, — в голосе Милы зазвенели слезы. — Миледи. Что вы теперь обо мне подумаете…
Файер и вправду подумала очень многое, и сердце ее разрывалось от сострадания. Она заключила Милу в объятья.
— Только то, как мне тебя жалко. Я буду тебе помогать всем, чем сумею.
Слезы Милы превратились в рыдания; она обхватила Файер и, зарывшись ладонями в ее волосы, всхлипнула:
— У меня кончились травы.
Файер ужаснулась:
— Ты могла бы попросить у меня или у любого из целителей.
— Я бы ни за что не решилась, миледи. Мне было так стыдно.
— Тогда нужно было сказать Арчеру!
— Он ведь из господ. Как я могла докучать ему своими проблемами? — Она задыхалась от рыданий. — Ох, миледи. Я сломала себе жизнь.
Файер с бешенством подумала о беззаботности Арчера — ведь наверняка вся история не доставила ему ни малейших неудобств. Крепко обнимая Милу, она гладила ее по спине и повторяла: «Ш-ш-ш, тише, тише». Кажется, бедняжку успокаивало прикосновение к ее огненным волосам.
— Я хочу, чтобы ты кое-что запомнила, — сказала Файер. — И сейчас это важнее, чем когда- либо.
— Да, миледи?
— Ты можешь просить меня всегда и обо всем.
Только в следующие несколько дней Файер начала осознавать, что солгала принцессе. Она и вправду ничуть не завидовала тому, что Клара и Мила делали с Арчером. Но все же само чувство зависти не было ей незнакомо. Хоть она вместе со всей королевской семьей и была занята мозговыми штурмами, разработкой планов и уловок, внешне сосредоточена на деталях предстоящего празднества, а потом и войны, но внутри, в минуты покоя, Файер мучилась и не находила себе места.
Она все думала о том, каково было бы самой стать садом, почвой, укрывающей семя новой жизни. Как бы она согревала его, питала, как яростно защищала бы и как отчаянно любила это зернышко даже после того, как оно оставило бы ее тело, отделилось от нее и избрало, как распорядиться своей чудовищной силой.
