Женщина покормила Файер супом с ложки, тихо бормоча и ловя капельки, стекавшие по подбородку. Файер согласилась принять эту доброту и этот суп, потому что они исходили от женщины, которая не хотела говорить о войне, никогда не видела Арчера и могла принять ее скорбь легко, без сложных рассуждений.
Настало кровотечение, и путешествие пришлось отложить. Она спала, старалась не думать и очень мало говорила. Наблюдала, как живут люди в темноте этих подземных пещер, нищие, едва выживающие зимой, но обогретые кострами и тем, что они называли очагом земли, который здесь был совсем близко к поверхности и согревал их полы и стены. Они объясняли устройство очага стражникам и поили Файер лечебными снадобьями.
— Как только вам будет можно, — говорила Муза, — мы перевезем вас к военным целителям в Половодный форт, миледи. На юге война идет неплохо. Когда мы последний раз видели командующего, он был полон надежд и страшно целеустремлен. Принцесса Клара и принц Гаран с ним. На севере война тоже полным Ходом. Король Нэш поехал туда после празднества, а Третье, Четвертое и большинство вспомогательных войск вместе с королевой Роэн и лордом Брокером встретили его там. Леди Маргда сбежала из дворца на следующий же день после празднества, миледи. Был пожар и сражения в коридорах, и в суматохе ей удалось удрать. Предположительно, она попыталась добраться до Мраморного плато, но королевское войско уже перекрыло дороги.
Файер закрыла глаза, стараясь перенести тяжесть всех этих бессмысленных, ужасных новостей. Она не хотела ехать в Половодный форт, но понимала, что нельзя оставаться здесь дальше и быть обузой для этих гостеприимных людей. А еще подумала, что военные целители могли бы взглянуть на ее ладони. Она сама их еще не видела, но они явно распухли, бесполезно висели и болели под бинтами так, как будто сама боль росла на концах рук вместо кистей.
Она старалась не думать, что будет, если целители скажут ей, что руки не спасти.
Было еще кое-что, о чем она старалась не думать, хотя обычно ей это не удавалось — воспоминание о событии, произошедшем — неужели месяцы назад? — перед планированием празднества, перед тем даже, как Арчер нашел вино Мидогга в погребе капитана Харта. Файер допрашивала пленных весь день напролет, бесконечно, а Арчер иногда наблюдал. И один из пленников, с особенно злым языком, рассказывал о высоком лучнике с безупречным прицелом, насильнике, которого держали в темницах Накса лет двадцать назад. О Джоде. И Файер обрадовалась, потому что наконец-то узнала имя и нрав своего затуманенного лучника.
В тот день она не подумала о том, что около двадцати лет назад Накс лично выбрал из своих темниц самого жестокого из заключенных и послал его на север изнасиловать жену Брокера. Единственным добрым последствием всего этого было рождение Арчера.
Допрос закончился тем, что Арчер ударил пленника по лицу. В тот день Файер решила, что все дело в его грязном языке.
И возможно, так и было. Файер теперь никогда не узнает, в какой момент Арчер начал подозревать, кем был Джод. Арчер не раскрыл ей свои мысли и страхи. Ведь Файер только что разбила его сердце.
Когда настал день отъезда, ее стражники — теперь девятнадцать человек, потому что Милы с ними не было, — завернули ее во множество одеял и аккуратно примотали ладони к телу, чтобы они были в тепле. Ее посадили к Нилу в седло, а когда Нил залез следом и уселся сзади, нетуго привязали к нему. Ехали медленно, а Нил был сильным и внимательным, но все равно было страшно полностью довериться чужому чувству равновесия.
А потом, со временем, движение стало убаюкивать. Файер откинулась на Нила, сняла с себя всякую ответственность и уснула.
Серая в яблоках лошадь, разлученная с Файер и наткнувшаяся на людей из скал, на стражей и девятнадцать боевых коней, повела себя как совершенно дикая. Она цокала тут и там по скалам вокруг теплого камня, пока Файер приходила в себя, и удирала, стоило кому-нибудь появиться, не давала надеть на себя уздечку, отвести в стойло под землей и вообще приблизиться. Но она не хотела и оставаться, когда увидела, что Файер увозят. Стоило отряду двинуться на восток, как лошадь осторожно последовала за ним, держась все время на безопасном расстоянии.
Сражения южного фронта велись на суше и в пещерах между землями Гентиана, Половодным фортом и Крылатой рекой. Командующий мог выигрывать или проигрывать сражение, но сам форт всегда оставался под королевским контролем. Стоящий на высоком утесе и окруженный стенами почти до самых крыш, он служил и штабом, и больницей.
Клара выбежала к ним, как только они прошли в ворота. Она стояла у лошади Нила, пока стражники отвязывали Файер, спускали ее на землю и разворачивали одеяла. Клара плакала, и когда она обняла Файер и поцеловала ее в лицо, стараясь не прикоснуться к поврежденным рукам, Файер безвольно приникла к ней. Если бы только она могла обнять эту женщину, которая горевала об Арчере и носила под сердцем его ребенка. Если бы только она могла влиться в нее.
— Ох, Файер, — наконец сказала Клара, — мы с ума сходили от волнения. Бриган сегодня уезжает на северный фронт. Для него будет таким облегчением увидеть тебя живую перед отъездом.
— Нет, — сказала Файер, внезапно отпрянув от Клары, и удивилась собственному чувству. — Клара, я не хочу его видеть. Скажи, что я желаю ему удачи, но я не хочу его видеть.
— Эээ, — озадаченно протянула Клара. — Что ж. Ты уверена? Потому что я не знаю, как его останавливать, когда он вернется из туннелей и узнает, что ты тут.
Туннели. Файер почувствовала, как в груди нарастает паника.
— Мои руки, — сказала она, переключая внимание на более самодостаточную боль. — У кого-нибудь из целителей есть минутка ими заняться?
Пальцы ее правой руки, розоватые, распухшие, были покрыты волдырями и похожи на кусок сырой курицы. Файер устало разглядывала их, борясь с тошнотой, пока не почувствовала, что целительница обрадовалась их виду.
— Обещать рановато, — сказала она, — но у нас есть повод надеяться.
Она очень, очень нежно намазала руку Файер мазью, не туго забинтовала ее и размотала другую руку, напевая.
Два последних пальца на левой руке Файер были черными и выглядели мертвыми от кончиков до конца второй фаланги.
Уже не напевая, целительница спросила, правда ли, что она слышала, будто Файер была отличной скрипачкой.
— Ну, — сказала женщина, — все, что мы сейчас можем сделать, это смотреть и ждать.
Она дала Файер таблетку и микстуру, нанесла мазь и забинтовала руку.
— Сидите здесь, — сказала она и выскочила из маленькой темной комнаты, где в очаге горел дымный огонь, а окна были закрыты ставнями, чтобы сохранять тепло.
Файер смутно припомнила, что было время, когда ей лучше удавалось игнорировать вещи, на которые бесполезно было тратить нервы. Когда-то она была хозяйкой положения, а не сидела, унылая и несчастная, на диагностических столах, пока ее стражники в полном составе стояли вокруг, глядя на нее с сочувственной тоской.
И тут она почувствовала приближение Бригана, огромную движущуюся волну эмоций: озабоченность, облегчение, уверенность — все слишком сильное, Файер не могла вынести такой напор. Она начала задыхаться, тонуть. Когда он вошел в комнату, она соскользнула со стола и убежала в угол.
«Нет, — послала она ему мысль. — Я не хочу, чтобы ты был здесь. Нет».
— Файер, — сказал он. — Что случилось? Пожалуйста, скажи.
«Пожалуйста, уйди. Пожалуйста, Бриган, я тебя умоляю».
— Оставьте нас, — тихо сказал Бриган страже.
«Нет! Они мне нужны!»
— Останьтесь, — сказал Бриган тем же тоном, и стража, к этому моменту уже выработавшая устойчивость к удивлению, развернувшись, втянулась обратно в комнату.
«Файер, — подумал Бриган. — Я сделал что-то, что прогневило тебя?»
