профессора Бирминга находится в вопиющем противоречии со взглядами, которых он придерживался до сего времени, и мне кажется, оно объясняется политической неискушенностью моего ученого коллеги».
Сообщение, полученное после того, как приведенный выше материал был уже сверстан:
Примерно через час после своего внезапного ухода профессор Бирминг вновь появился в клубе Бэклахэм. Одетый в свой обычный рабочий костюм, он выглядел явно смущенным и даже встревоженным. Пытаясь вначале уклониться от ответов на многочисленные вопросы журналистов, Бирминг вынужден был все же заявить: «И не спрашивайте! Я сам ничего не знаю!» И добавил, уже более примирительным тоном: «Лекция как лекция. Ничего особенного». Не означает ли это замечание, что профессор Бирминг выступал с лекцией в состоянии аффекта?
4
Восстанавливая сейчас события того памятного вечера, я должен со всей объективностью признать, что и впрямь производил впечатление невменяемого. Суди сам, читатель: может ли человек в здравом уме доискиваться истины, интересуясь тем, что он сам сделал или сказал и куда направился. Но не мог же я признаться, что тот Бирминг — это вовсе не я. Вот и пришлось мне взять на себя столь неблаговидную роль и играть ее до конца. Я пустился по следу своего «двойника» в надежде помешать ему натворить таких дел, которые мне, истинному Бирмингу, грозили непредвиденными последствиями.
Когда я пришел к Лиан, та удивилась не меньше Нилла, но затем успокоилась, решив, что я несколько поглупел от радости по поводу столь выдающегося научного открытия.
— Хелло, профессор! Ведь вы собирались спать? — шутливо встретила она мое появление.
— С чего вы взяли, дорогая?
— А разве не вы сами недавно заявили мне, что после всех треволнений непременно должны отдохнуть?
— Отдохнуть? Где?
Лиан бросила на меня насмешливо-удивленный взгляд:
— Разумеется, у себя дома!
— Да, да! Вы правы… Простите за столь поздний визит… Столько волнений! Мне действительно пора домой.
— Дорогой профессор, не собираетесь ли вы раскачиваться, как маятник, между проспектом Крети и моим домом?
— Не шутите, Лиан, на мою долю нынче выпало столько всего…
— Я по крайней мере знаю лишь о ваших поразительных экспериментах. Вы с таким жаром рассказывали о них!
— Разве? — недоуменно переспросил я.
В темных глазах Лиан вспыхнула тревога.
— Я велю приготовить крепкий кофе, хорошо?
И она потянулась было к звонку, но я ее отстранил. Прикоснувшись к ее руке, я почувствовал, как дрожат мои пальцы.
— Прошу вас, Лиан, расскажите все по порядку.
— О чем, мой дорогой?
— О каких экспериментах я рассказывал?
— Помнится, вы говорили, что человечество обогатилось эпохальным открытием — колоссальным достижением современной цивилизации, способным ускорить прогресс, придать ему невиданный размах… Но, бога ради, чем вы так встревожены?
— Лиан, мне грозит непоправимая беда.
— Уж не присвоил ли кто-нибудь ваше изобретение?
— Гораздо хуже. Главное, я сам во всем виноват. Но прошу вас, продолжайте.
Поднявшись со стула, Лиан принялась порывисто ходить по комнате. Пушистый ковер полностью поглощал звук ее шагов, и это еще больше раздражало меня, усугубляя и без того тягостное молчание. Я заранее знал, о чем она станет спрашивать, и прекрасно понимал, что лучше всего самому откровенно признаться во всем. Может быть, нам вдвоем и удалось бы найти выход из создавшегося положения. Но так не хотелось впутывать Лиан в эту историю: ведь тот, кого посвящают в тайну криминального дела, невольно становится соучастником преступления.
— Денни, почему бы нам не поговорить начистоту? — Слова Лиан прозвучали вдруг необычайно торжественно. На какое-то мгновение мне даже показалось, будто она находится на сцене. Мой же голос звучал глухо, как у охрипшего суфлера.
— Лиан, прошу вас, будьте снисходительны. Для меня все это очень важно, все, до мельчайших подробностей. Что еще я говорил вам о своем изобретении?
Приходилось все время контролировать себя, чтобы не проговориться о мнимом Бирминге, не назвать его в третьем лице, иначе говоря, взять на себя все, что бы он ни натворил и ни наговорил. Довольно курьезный случай проявления солидарности!
Лиан как-то сразу сникла. Замолчав, она села, лицо ее вдруг стало грустным.
— Вы, Денни, не только крупный ученый, но и талантливый актер. У вас необычайный дар перевоплощения и умение с поразительной быстротой менять свое настроение… Еще так недавно вы сидели здесь, окрыленный победой, а теперь… Что же могло произойти за столь короткий срок?
— Со временем узнаете. А теперь расскажите же, наконец, что я говорил вам о своем открытии?
— Денни, почему вас это так волнует? Не понимаю, какая опасность может вам грозить? Перестаньте вести допрос. Ведь вы вернулись, чтобы разделить со мной свою радость, не так ли?
Теперь пришла моя очередь шагать из угла в угол. Мне во что бы то ни стало нужно выяснить, что известно тому, другому Бирмингу, о моем изобретении. Но как это сделать, чтобы не вызвать подозрения Лиан?
— Лиан, дорогая, вы знаете меня давно… И, наверное, лучше, чем любую свою роль.
— Вы, профессор, для меня непостижимы, вы сложнее самой трудной роли.
— Лиан, я рассказывал, в чем суть моего изобретения?
— Из ваших восторженных слов я могла лишь понять, что речь идет о чем-то выдающемся, грандиозном, доселе невиданном… Но чем же вызваны ваши опасения?
— А о принципе работы установки я тоже говорил?
— Вы утверждали, что телевидение стоит на пороге величайшей технической революции, которая, несомненно, произведет колоссальный переворот в жизни всего человечества. Но как же тогда понять ваши слова, что вы сами во всем виноваты?
— А так, что я поделился своим открытием с одним человеком и тот присвоил его и всю техническую документацию в придачу.
— Кто же это?
— Я сам, Лиан.
По выражению ее лица было видно, что я совершил новый промах. К счастью, Лиан поспешила мне на выручку, бросив, как утопающему, спасательный круг. Она мягко спросила:
— Денни, ты очень боишься, что твое открытие могут использовать совершенно в иных целях?
Мы говорили друг другу «ты» только в самые интимные минуты.
— Да, да, Лиан.
— Но если тебя это так пугает, ты ведь не допустишь, чтобы дело приняло такой оборот…
— Ox, дорогая, порой не все от нас зависит.
— Тогда до поры до времени ты должен сохранить все в тайне!
О, скольких усилий стоило мне, чтобы удержаться и не воскликнуть: в том-то все и дело, что сейчас это уже невозможно; мой теледвойник, то есть я сам и в то же время не я, прикрывается моим именем! Он
