«Я хочу, чтобы ты научился новому способу стрельбы из лука», — сказала ему тогда верховная жрица на острове в море. И она послала его в такое место, куда никто никогда не ходил, чтобы научиться делать то, что ей было нужно. Он всегда умел обращаться с луком, но то, чего она требовала, было странным, необъяснимым. Но он не нуждался в объяснениях; он чувствовал, что ему оказана невероятная честь быть избранным. Он провел всю осень в тренировках, учился попадать в цель, посылая стрелу по высокой дуге, которую она описала. Снова и снова, день за днем, много недель он уходил один в восточную часть острова и тренировался. Он научился. И однажды сказал ей, что ему кажется, будто он освоил этот новый странный способ стрельбы, насколько это в его силах. В тот день она послала его назад, чтобы начать заново учиться делать такие же выстрелы по высокой дуге, целясь в зенит, но теперь он должен был стрелять, устроившись на ветвях дерева. Это он тоже сделал; день за днем, неделя за неделей, а потом зима пришла на остров Риан, и первые стаи птиц с севера заполнили небо.
Затем, в один прекрасный день, верховная жрица вызвала его снова и, оставшись наедине с ним в своей комнате, где только белая сова видела его лицо, пока он слушал ее, рассказала ему, в чем будет состоять его задание, то, ради чего он тренировался.
«Богиня, — сказала она ему, — иногда вмешивается ради нас, но она всегда хочет видеть, что мы старались помочь себе сами». Это он понял, это имело для него смысл. В мире природы олень может сам выйти к тебе, но только в том случае, если ты в лесу, с подветренной стороны и молчишь, а не тогда, когда ты остался дома на скамейке у очага. Она сказала ему тогда — и после ее слов он задрожал от благоговения, — куда он должен отправиться, и даже описала ему то дерево, на которое он заберется перед тем, как армии придут в долину у озера Дьерн.
Он должен ждать на этом дереве, сказала ему верховная жрица, сжимая руки на коленях, до того момента, который может наступить, если Риан одарит их своей милостью того момента, когда он сможет убить короля Гораута. Ни один человек, сказала она ему, даже ни один жрец или жрица, не знает, что его послали сделать. И никто никогда не должен узнать. Тогда он встал перед ней на колени и поклялся самой священной клятвой, какую знал. Он почувствовал сильные пальцы верховной жрицы на своей голове, когда она дала ему свое благословение.
Затем она вручила ему стрелы, выкрашенные в красный цвет, с оперением из красных перьев совы, и он спрятал их в закрытый колчан. Его переправили на лодке на сушу. Он купил хорошего коня на деньги, которые ему дали, и скакал, быстро передвигаясь и днем и ночью, пока не приехал в долину, о которой ему рассказала верховная жрица. Явившись туда в сумерках, до того, как туда подошли обе армии, он увидел дерево, которое она ему так ясно описала, в темноте залез на него и устроился ждать.
Солдаты пришли на следующий день. Битва началась во второй половине дня. Ближе к вечеру, когда эн Уртэ де Мираваль привел своих коранов и они помчались вниз с кряжа на западе, король Гораута схватился с герцогом Уртэ. Он получил удар мечом по шлему, который смял его, и тогда он снял шлем и отшвырнул его в сторону.
Все произошло точно так, как было предсказано. Он от всего сердца горячо помолился, вслух произнося слова, хоть и тихо, поднял свой лук и со своего места в ветвях дерева над долиной послал красную стрелу почти вертикально вверх в яркое небо, вдоль высокой дороги Риан, по восходящей дуге, тем способом, который освоил в те одинокие недели и месяцы на острове. Он не слишком удивился, только преисполнился смирения и благодарности, которые не мог выразить никакими доступными ему словами, когда увидел, что стрела попала королю Гораута в глаз и оборвала его жизнь.
После этого оставалось лишь тихо ждать, спрятавшись в ветвях дерева, наступления темноты, а затем незаметно ускользнуть.
Он ехал все дальше, и со временем озеро осталось позади. Вскоре после этого белая Видонна взошла в восточной части неба, освещая дорогу, простирающуюся перед ним на юг. Никого не было видно. Он совсем не устал. Он чувствовал, что его возвысили, благословили. «Теперь я мог бы и умереть», — подумал он.
Ветер стих, когда взошла луна. Даже стало уже не так холодно, и он ехал с переполненным сердцем на юг, где никогда не бывает по-настоящему холодно, где весь год цветут цветы по милости Риан.
Когда и голубая луна взошла вслед за белой, он больше не мог сдержаться. Лют из Бауда, который также был Лютом с острова Риан с прошлой весны, когда его взяли туда в обмен на поэта, и который думал, что теперь его, возможно, даже сочтут достойным посвящения в жрецы богини в ее святилище, запел.
Он не был музыкантом и почти не умел петь; он это понимал. Но песни существуют не только для тех, кто может исполнять их с артистизмом. Это он тоже понимал. И поэтому Лют без стеснения громко запел, ощущая огромное богатство, красоту этой ночи, и пустил своего коня галопом по извилистой пустынной дороге на юг, мимо ферм и замков, деревень и полей и лесов, под взошедшими лунами и звездами над Арбонной.
