Что, наверное, и было ответом на его мысль. Ее колено прикоснулось к его колену. Намеренно. В этой женщине не было ничего случайного, в этом он был уверен. «Другие – со страстью».
– Почему ты считаешь себя не таким, как все? – тихо прибавила Стилиана Далейна.
– Потому что я не желаю быть им, – ответил он, удивив себя.
– Ты становишься интересным, родианин, должна признать, но это почти наверняка самообман. Я подозреваю, что актриса уже очаровала тебя, а ты даже не знаешь об этом. Наверное, я и правда заплачу. – Выражение ее лица изменилось, но никаких слез не было видно. Она внезапно встала, в три шага пересекла комнату и оказалась у двери, а там обернулась.
Криспин тоже встал. Теперь, когда она отошла от него, он ощутил хаос эмоций: страх, сожаление, любопытство, пугающей силы желание. Он так долго не испытывал желания! Под его взглядом она снова набросила капюшон, пряча рассыпавшееся золото волос.
– Я также пришла поблагодарить тебя за драгоценный камень, конечно. Это был… интересный жест. Меня нетрудно найти, художник, если у тебя появятся какие-нибудь мысли насчет твоего дома и о перспективах войны. Скоро тебе станет ясно, полагаю, что человек, который привез тебя сюда, чтобы создать для него святые образы, также намеревается применить насилие к Батиаре исключительно ради собственной славы.
Криспин кашлянул.
– Рад узнать, что ты сочла мой скромный дар достойным благодарности. – Он помолчал. – Я всего лишь художник, моя госпожа.
Она покачала головой, выражение ее лица снова стало холодным.
– Это в тебе говорит трус, который прячется от правды жизни, родианин.
Ее ум вызывал восхищение. Как недавно ум императрицы. У Кая мелькнула мысль, что если бы он не познакомился сначала с Аликсаной, то не смог бы защититься от этой женщины. Стилиана Далейна, в конце концов, могла быть права. Интересно, подумала ли об этом императрица. Может быть, он именно поэтому сразу же получил приглашение в Траверситовый дворец. Неужели эти женщины так быстро соображают и столь коварны? У него болела голова.
– Я пробыл здесь два дня, моя госпожа, и сегодня не спал. Ты настраиваешь меня против императора, который пригласил меня в Сарантий, и даже против твоего мужа, если я правильно понял. Разве меня можно подкупить женскими волосами на моей подушке на одну ночь или утро? – Он заколебался. – Даже твоими.
Ответом на это стала улыбка, загадочная и соблазнительная.
– Это бывает, – прошептала она. – Иногда это длиннее, чем ночь… длиннее, чем обычная ночь. Время движется странно при некоторых обстоятельствах. Ты никогда этого не замечал, Кай Криспин?
Он не посмел ответить. Но она и не ждала ответа. Сказала:
– Можем продолжить этот разговор в другой раз. – Она помолчала. Ему показалось, что она борется с чем-то. Потом она прибавила: – Насчет твоих мозаик. Купола и стены? Не слишком… увлекайся своей работой здесь, родианин. Я говорю это из добрых побуждений, вероятно, мне не следовало этого делать. Это проявление слабости.
Он шагнул к ней. Она подняла руку.
– Никаких вопросов.
Он остановился. Она стояла в его комнате, словно воплощение ледяной, далекой красоты. Но она не была далекой. Ее язык касался его языка, ее руки, скользящие вниз…
И эта женщина, кажется, умела читать его мысли. Она снова улыбнулась.
– Теперь ты взволнован? Заинтригован? Тебе нравится, когда женщина проявляет слабость, родианин? Мне следует это запомнить и подушку тоже?
Он вспыхнул, но встретил ее насмешливый взгляд.
– Мне нравятся люди, которые немного приоткрывают… самих себя. Нерасчетливые. Движения вне тех игр, о которых ты упоминала. Да, это меня привлекает.
Теперь настала ее очередь промолчать, стоя неподвижно возле двери. Солнечный свет, скользящий сквозь ставни, падал полосами бледного утреннего золота на стену, на пол и на ее синее платье.
Наконец она сказала:
– Боюсь, что этого нельзя ожидать в Сарантии. – Похоже, она собиралась что-то прибавить, но затем покачала головой и только прошептала: – Ложись спать, родианин.
Она открыла дверь, вышла, закрыла ее и исчезла, остался лишь аромат, легкий беспорядок на постели и большой беспорядок в душе Криспа.
Он рухнул на кровать в одежде. Лежал с открытыми глазами, сперва ни о чем не думая, потом думал о высоких, величественных стенах с мраморными колоннами поверх мраморных колонн, о подавляющем, грациозном размахе купола, который отдали ему, а потом он долго думал о некоторых женщинах, живых и мертвых, а потом закрыл глаза и уснул.
Тем не менее, пока солнце вставало за окном и освещало ветреное, ясное, осеннее утро, ему приснился сон. Сначала снился «зубир», заслонивший собой время и мир в тумане, а затем только одна женщина.
– Да будет Свет для нас, – пел Варгос вместе со всеми в маленькой церкви по соседству. Служба приближалась к концу. Клирик в своей бледно-желтой одежде поднял две руки в жесте солнечного благословения, который был принят в Городе, а затем люди снова начали разговаривать и быстро устремились к выходу на утреннюю улицу.
Варгос вышел вместе с ними и несколько секунд постоял, моргая от яркого света. Ночной ветер сдул прочь облака; день обещал быть хоть и холодным, но ясным. Женщина, держащая на бедре маленького мальчика, а на плече кувшин с водой, улыбнулась ему, проходя мимо. Однорукий нищий приближался к нему
