далеко от казарм. Но сейчас расстояние сократилось, и я готов поспорить с тобой на что угодно: сию минуту орудия подтаскивают еще ближе. Эти ублюдки уверены, что взяли над нами верх и мы больше не в силах ничего сделать. Мой хавилдар говорит, что факир, подстрекавший толпу весь день, вопит, чтобы они выбили пушечным выстрелом дверь, получив таким образом возможность посылать снаряды прямо через казарменный двор, и пробили заднюю стену, дабы их друзья в резиденции смогли напасть на нас с тыла. Вот почему я открыл внутреннюю дверь: если они вышибут наружную, у нас еще останется хоть какое-то прикрытие.
– Ты сумасшедший, – коротко сказал Рози. – Даже если мы захватим пушки, чем мы станем стрелять из них? Пулями?
– Снарядами, которые мы забрали с собой в прошлый раз, разумеется. Мы оставили их в одной из комнат – двенадцать штук. То есть по шесть на каждое орудие. Ты только представь, что можно сделать, располагая такими средствами!
Но Уильям остался при своем мнении.
– Я ничего не имею против того, чтобы пойти в атаку и снова захватить чертовы пушки, – сказал он. – Но если они окажутся у нас в руках, ради бога, давай просто заклепаем их и на том покончим с делом, не пытаясь притащить их сюда.
– Нет! – горячо возразил Уолли. – Если мы так поступим, нам всем конец, ведь у них есть другие орудия. К тому же у них полно боеприпасов, а у нас они иссякают. Как только у нас кончатся все патроны и афганцы поймут, что мы прекратили стрельбу, они бросятся в наступление всеми силами и захватят казармы за пять минут. Нет, нам остается одно: лишить противника источника боеприпасов, а сделать это можно, лишь взорвав арсенал – и убив по ходу дела как можно больше врагов. Говорю вам, нам позарез нужно захватить пушки! Хотя бы одну. Вторую мы заклепаем – я прикажу Такур Сингху сделать это, пока все остальные тащат другую к казармам. У нас должно получиться. Да, я понимаю, план кажется безумным, но это всяко лучше, чем укрываться здесь, пока они не поймут, что у нас иссякли боеприпасы и надо только притащить несколько приставных лестниц, взобраться на крышу и атаковать нас сверху, как они сделали в резиденции. Ты
Майор медицинской службы Келли испустил хриплый смешок и с трудом поднялся на ноги.
– Успокойся, мальчик, – сказал он. – Мы с тобой. Затея безумная, спору нет. Но кто знает, что из нее выйдет. А если мы не предпримем попытку, нам в любом случае конец. Ну так давай, говори, что нам делать – и когда.
Уолли не ошибался насчет орудий. Пока они разговаривали, мятежники подтаскивали пушки все ближе и ближе, и теперь обе они, заряженные и нацеленные в стену слева от арочного прохода, находились на расстоянии менее семидесяти ярдов от казарм.
И снова за грохотом двойного выстрела последовал дикий торжествующий вопль. А когда раскатистое эхо утихло и толпа с иссушенными жаждой глотками умолкла, сквозь громкое стаккато мушкетных выстрелов, глухой рев пламени, треск горящего дерева и хриплый вороний грай Аш услышал пронзительный голос факира, воодушевляющего мятежников, которые тащили орудия к арке в стене казарменного блока.
Он не видел, как казарменная дверь распахнулась. Но внезапно в поле его зрения появился Уолли – вместе с Уильямом, Рози и дюжиной разведчиков он бежал к пушкам под градом пуль.
Во второй раз за день они обратили орудийные расчеты в бегство, а потом восемь мужчин развернули одно орудие кругом, направив на толпу, и шестеро из них впряглись в веревки, двое навалились плечом на колеса и начали тащить, толкать его к баракам, тогда как остальные отгоняли противника саблями и револьверами, а один джаван бросился к другой пушке, чтобы ее заклепать. Но задача снова оказалась им не по силам.
Град пуль убил двух мужчин, стоявших в упряжи, и совара, который пытался заклепать второе орудие, но, умирая, выронил «шпильку» в залитую кровью пыль под колесами. Еще четверо получили ранения, и Уолли крикнул остальным спасаться бегством, а сам вложил саблю в ножны и торопливо перезарядил револьвер. Уильям и Рози последовали его примеру, и, пока другие сбрасывали веревки и бежали к казармам, забрав с собой раненых, три англичанина прикрывали их отход, пятясь к зданию и безостановочно стреляя, причем столь метко, что афганцы дрогнули и остановились, позволив маленькому отряду благополучно добраться до сводчатого прохода и укрыться там.
В последний момент Уолли обернулся и, устремив взгляд на окно Аша, вскинул руку в римском воинском приветствии. Но прощальный жест остался без ответа. Аша там уже не было. Охваченный отчаянием при виде пушек, он, наверное, в сотый раз за день напряг ум, пытаясь найти способ выбраться из ловушки, и внезапно вспомнил одну вещь. Одну вещь, обдумать которую не догадался прежде: план нижнего этажа…
Он знал, какая комната находится непосредственно под ним, но напрочь забыл о помещениях, расположенных по обе стороны от нее, а когда вспомнил, сообразил: под библиотекой мунши находится пустующая каморка, где раньше была дверь на балкон. Сам балкон давно обвалился, и дверь впоследствии забили досками, но доски, вероятно, давно прогнили, и, если он проделает дыру в полу библиотеки и проберется вниз, ему не составит труда их выломать. После чего останется только воспользоваться веревкой, изготовленной из разорванного на полосы покрывала, и спуститься с высоты двадцати футов.
Любой афганец, увидевший, как он спускается из окна, примет его за союзника, одержимого желанием поскорее вступить в схватку с врагом. Единственная опасность состоит в том, что один из джаванов на крыше казарм тоже может заметить его и, придя к аналогичному мнению, застрелит, прежде чем он достигнет земли и укроется за низкой глинобитной стеной, отделяющей высокие дома от территории миссии. Но рискнуть так или иначе придется, и Аш выбросил из головы все тревожные мысли на сей счет и уже через несколько секунд лихорадочно выламывал доски из пола в библиотеке мунши.
Уильям, увидев прощальный жест Уолли и придя к неверному заключению, схватил товарища за руку и, задыхаясь, проговорил:
– Ты кому там махал? Кто-нибудь пытается подать нам сигнал? Что, эмир… они все-таки…
– Нет, – выдохнул Уолли, наваливаясь на дверь, чтобы помочь ее закрыть. – Там… просто… Аш…
Уильям тупо уставился на него: имя ничего ему не говорило, и надежда, вспыхнувшая было в душе, снова погасла. Он отвернулся и бессильно опустился на землю, но Амброуз Келли, занимавшийся раненым сипаем, поднял глаза и резко спросил:
– Аш? Ты ведь не… ты имеешь в виду Пелам-Мартина?
– Да, – пропыхтел Уолли, задвигая засовы на наружной двери. – Он там… в одном из тех… домов.
– В одном из… Во имя всего святого! Тогда почему он ничего не делает для нас?
– Если бы он мог что-нибудь сделать, он сделал бы. Видит бог, он достаточно часто предупреждал нас, но никто его не слушал – даже шеф. Отведи этого парня в одно из помещений, Рози. Мы находимся слишком близко к двери, а они сейчас снова пальнут из пушек. Отходите назад, все вы.
Едва дверь закрылась, толпа ринулась вперед, чтобы снова завладеть орудиями, развернуть их и подтащить еще ближе к входной арке, а афганцы, занимавшие позиции на крышах домов, открыли ураганный огонь по прочным глухим стенам казарм, пустой крыше и изрешеченному пулями парусиновому навесу.
В казарменном дворе было темно: солнце уже скрылось за вершиной Шер-Даваза, и всю территорию миссии накрывала тень. Но по мере угасания дня бушевавший в резиденции огонь становился все ярче, и, когда пушки снова выстрелили, дульное пламя, прежде бледное при солнечном свете, полыхнуло ослепительной вспышкой, резанувшей глаза и за долю секунды предупредившей об оглушительном грохоте, который последовал за ней.
На сей раз они не пытались выстрелить из двух орудий одновременно. Первым снарядом мятежники собирались вышибить обе двери в сводчатом проходе и решили, что преуспели в своем намерении, так как не знали, что вторая дверь оставалась открытой. Они увидели, как наружная дверь разлетается в щепки, а когда дым рассеялся, увидели в арочном проеме длинный центральный двор и заднюю стену.
