— Правильно, — отвечает он. Банни опускает стекло, высовывает голову и смотрит вверх на двери квартир.
— Черт бы их побрал! Неужели так трудно написать на дверях номера?! Потом он поправляет зеркало заднего вида, смотрит на свое отражение и проделывает кое-какие манипуляции с залакированным завитком, который торчит прямо посреди его лба подобно рогу мифического животного.
— А вот если ты подойдешь к тоненькому, высохшему, задроченному деревцу со скрюченным стволом и всего несколькими листочками, из последних сил цепляющимися за жизнь, обхватишь его руками и, как говорят люди моей профессии, нефигово встряхнешь — все эти чертовы листики тут же и облетят! Понятно?
— Да, пап, — говорит мальчик и смотрит, как один из парней отодвигает край капюшона, и под ним обнаруживается белая хоккейная маска, разрисованная под человеческий череп.
— Короче, большой дуб — это богатый засранец, понятно? А тощее деревце — бедный ублюдок, у которого нет ни копейки. Вникаешь? Банни-младший кивает.
— Слушай, Кролик, ну на самом деле все намного проще, чем кажется. Хочешь знать почему?
— Почему, пап?
— Да потому что каждый несчастный засранец вместе со своей собакой изо всех сил держится за хилое деревце и пытается стрясти с него все, что можно, — одни трясут правительство, другие — чертова домовладельца, третьи — лотерею, в которой они никогда, хоть ты сдохни, ни шиша не выиграют, муниципалитет, гребаных бывших мужей, сопливых выродков, которые бегают туда-сюда, потому что им не хватает чертовых мозгов, чтобы хоть как-то держать себя в руках, и все это бессмысленное дерьмо, которое им показывают по телеку, и эти их гребаные “теско”, парковочные штрафы, страховка от того, страховка от этого, бары с бухлом, игровые автоматы, букмекеры… Каждый засранец с трехногой, одноглазой и сифилитической собакой трясет свое дерево — у кого какое есть.
Сказав это, Банни складывает ладони вместе — так, как будто бы хочет кого-то задушить.
— И что же с ними надо делать, пап? — спрашивает Банни-младший.
— Ну, во-первых, нужно обзавестись кое-чем таким, чего все они хотят или думают, что хотят.
— И что это такое, пап?
— Надежда. Ну, или, там, мечта. Им нужно впарить мечту.
— А что это за мечта, пап?
— Что за мечта? — переспрашивает Банни. Банни-младший смотрит, как его отец поправляет галстук и наклоняется к заднему сиденью “пунто” за чемоданчиком с образцами. Он открывает замок, проверяет его содержимое и снова захлопывает чемоданчик. Потом смотрит на Банни-младшего, распрямляет плечи, открывает дверь “пунто”, тычет большим пальцем себе в грудь и говорит:
— Эта мечта — я. Банни выбирается из автомобиля, а потом снова засовывает голову в открытую дверь.
— Я скоро вернусь. Сиди в машине. — И закрывает за собой дверь. Банни-младший взволнованно оглядывается по сторонам и думает: “Ну нет, никто не посмеет обидеть девятилетнего мальчика, особенно если на нем темные очки”, но из соображений предосторожности все-таки вдавливается поглубже в кресло и наблюдает через окно, как его отец подходит к сидящим на скамейке подросткам — наверняка на их совести не меньше сотни чудовищных убийств, и еще они наверняка постоянно совокупляются.
— Не знаете, где тут квартира 95? — спрашивает Банни. Парень посередине — хотя до конца Банни в этом не уверен — говорит: “Да пошел ты” — и выкидывает вперед руку примерно как рэпер Мос Деф, только с вытянутым средним пальцем. Банни в ответ почтительно улыбается.
— Да-да, спасибо, но как вы все-таки полагаете, номер 95 — в этом корпусе? — И он указывает на запад. — Или в этом? — и указывает на восток. Молодые люди сосут сигареты, и из темноты капюшонов вырываются струи дыма. Никто не говорит ни слова, но в воздухе повисает возможность насилия — будто кто-то запустил храповик и назад пути нет: подростки начинают медленно менять положение тел внутри гигантской одежды — обычно такую носят герои комиксов. Парень посередине выталкивает в воздух бусину плевка, и она приземляется у ног Банни. Банни подходит чуть ближе и обращается непосредственно к этому подростку:
— Знаешь, сынок, что ты мне напоминаешь?
— Что, дедуля?
— Клитор.
— Что?
— Думаю, все дело в капюшоне.
Банни отворачивается и идет к первому из зданий. Зажженный окурок пролетает мимо его уха, и Банни, не оглядываясь, бросает: — Они убьют вас, эти штуковины. Заболеете раком и умрете!
Он подходит к подъезду дома и театрально машет оттуда, словно обращаясь ко всему миру. — Только подумайте, какая утрата для человечества! — кричит он.
Банни исчезает в подъезде с темными стеклами, куда не проникают лучи солнца, и перепрыгивает через презерватив, полный тинейджерской спермы, который вместе с другим мусором лежит на пути к лестнице. Банни взлетает вверх по ступенькам, в лицо ему пощечиной ударяет едкий химический запах хлорки и мочи, и без всяких видимых на то причин Банни думает о сексуально-сюрреалистическом противопоставлении мохнатых сапог “угги”, которые любит носить Памела Андерсон, и ее (почти полностью) бритой щелки. Пока он добирается до верха лестницы, спереди у него на штанах выстраивается фундаментальный вигвам. Банни с удивлением обнаруживает, что стоит, будто по волшебству, прямо перед дверью номер 95. Он отворачивается, высовывается с балкона и сосредотачивается на галактическом узоре, который выложили чайки своим дерьмом на крыше “пунто”, — дожидается, пока спадет эрекция.
Банни замечает, что подростки покинули деревянную скамейку и их место занял толстый мужик в платье в цветочек, который со звериным рычанием отдирает ценник от чего-то, очень похожего на здоровенную орхидею в горшке. Банни успевает рассеянно подумать о том, что хорошо бы Банни-младший запер дверь машины, после чего он оборачивается и стучится в дверь номер 95.
Банни-младший открывает энциклопедию на букве “М” и натыкается на слова “мантис религиоза” — латинское название богомола, крупного насекомого с тщательно закамуфлированным телом, вертлявой головой и большими глазами. Мальчик читает о том, что самка поедает самца во время спаривания, первым делом откусывая ему голову. Банни-младший находит в энциклопедии слово “спаривание”, читает и думает: “Ну надо же…” Он старательно запоминает информацию, складывая в виртуальную коробочку с отделениями разных цветов и отправляя на хранение в четко структурированный банк информации своего сознания. У него в голове есть сотни таких взаимосвязанных коробочек, и любую можно по мере надобности мгновенно вытащить на свет. Вот спросите его про битву за Англию или про жука-точильщика — и он вам тут же про них расскажет. А если вам интересно узнать об Галапагосских островах или о приеме Геймлиха, Банни- младший — как раз тот человек, который вам нужен. У него по этой части просто талант.
Но две вещи беспокоят Банни-младшего, пока он сидит, вмявшись в переднее сиденье автомобиля “пунто”.
Во-первых, когда он пытается представить себе маму, оказывается, что ее образ продолжает размываться. Мальчик помнит, в каком году началось строительство Эйфелевой башни, но вспомнить, как выглядела мама, ему становится все труднее. От этого Банни-младший чувствует себя нехорошо. Он пытается представить вещи, которые они делали вместе, в виде застывших во времени экспонатов — вроде чучел птиц, хранящихся за стеклом в местном всемирно известном музее естественной истории. Он сортирует их у себя в памяти так, будто это восковые фигуры или что-то такое. Но образ мамы все равно расплывается, и когда Банни-младший пытается вспомнить, например, тот день, когда мама раскачивала его на качелях на детской площадке в парке Сент-Энс Уэлл, он видит себя самого, взлетевшего высоко в воздух, и свое лицо, светящееся от смеха, но кто же его раскачивает? Какая-то растворяющаяся в воздухе женщина-призрак, прозрачная, как голограмма. И тогда Банни-младшему кажется, что он навеки завис на этих качелях, высоко в небе, и ему уже никогда отсюда не спуститься, и ни одному человеку до него не дотянуться и не докричаться, и мамы у него больше нет, а когда Банни-младший перестает плакать и вытирать слезы рукавом рубашки, он начинает беспокоиться о второй вещи.
На скамейке, на которой сидели юные преступники, теперь какой-то толстый дядька в платье возится
