Авриль Лавинь не просто удивительное совпадение — в нем есть нечто сверхъестественное. Он чувствует, как с внезапным приливом крови его засасывает в воронку ассоциаций: полупрозрачная девочка с ее посиневшими губами и яркой струйкой крови на внутренней стороне локтя и смертельное оружие в виде шприца для подкожных инъекций и почерневшей ложки, лежащих перед ней на столе, становятся стремительным столкновением времени и желания, слиянием всех кружащихся частиц его устремлений — таких, как, например, пылинки, летающие под потолком вокруг лампочки, — и все то, что он видит сейчас перед собой, возникло лишь благодаря его какой-то искаженной, испорченной тоске. Банни вошел в эту слабо освещенную, отрезанную от остального мира комнату словно в зазеркалье и оказался в объятиях смерти — смерти незнакомой девушки и, может быть, своей смерти тоже. — Дай-ка мне это, — говорит Банни, вынимает из ее пальцев сигаретный окурок и бросает в переполненную пепельницу. — Еще не хватало поджечь дом. Он встает перед ней на колени и тихонько стряхивает пепел с ворсистой ткани выцветшей желтой майки. — О боже, — говорит он, зажигает свою сигарету, делает одну-две затяжки и гасит ее в пепельнице. Он забирается руками под хлопковую майку, тело девушки напряженно вздрагивает и тут же снова слабеет. Банни обхватывает руками ее маленькие холодные груди и содранными в кровь ладонями ощущает твердые жемчужины сосков, похожие на маленькие тайны. Он чувствует, как постепенно замедляется биение ее умирающего сердца, и видит, как на коже головы под тонкими, разглаженными утюгом волосами медленно проступает синева. — Моя дорогая Авриль, — говорит он. Он подхватывает девушку под колени и осторожно смещает ее тело так, чтобы таз оказался на самом краю диванчика. Просунув пальцы под изношенную эластичную ткань ее трусов, резинкой натянутых на острых косточках бедер, Банни стаскивает их до лодыжек, потом мягко разводит ей колени и, пытаясь справиться с пуговицей и молнией, снова чувствует, как на глаза наворачиваются слезы. Он именно так себе ее и представлял — волосы, губы, дырка — и вот, подложив руки под ее безвольно распластанные ягодицы, он входит в нее, будто чертов свайный молот.
Глава 27
Огромный сгусток тумана покатился себе дальше, и Банни-младший сидит один на низкой кирпичной стене и играет с фигуркой Дарта Вейдера. Хотя мамин призрак исчез, он до сих пор ощущает на веках прохладный отпечаток ее прощальных поцелуев, похожих на два крошечных близнецаобещания. Его мама, как поется в песне, в нем, без него и повсюду вокруг. Он — самый сильный, и она будет его защищать — вот что она ему обещала. Ох уж эти обещания — думает Банни-младший, болтая ногами, улыбаясь и что-то напевая себе под нос. Он скачет Дартом Вейдером по стене и смотрит, как старый черный “BMW” подъезжает к дому со всем этим хламом во дворе и останавливается. Банни-младший видит, как водительская дверь открывается, и из нее книжкой-гармошкой выкидывается высокий худой мужчина, похожий на набор неприличных открыток. Его волосы выкрашены в белый цвет, на нем узкие выцветшие джинсы, черная футболка и розовые кожаные туфли. Мальчик замечает классную татуировку в виде скорпиона у него на шее и думает, что этот парень, пожалуй, очень крутой клиент — настоящая барракуда.
Мужчина рассеянным привычным взглядом окидывает улицу — смотрит направо, смотрит налево, — и Банни-младший наблюдает за тем, как он роняет связку ключей, чертыхается, наклоняется и поднимает ключи с земли. Затем он взбегает по ступенькам, щелчком запускает сигарету во двор и входит в дом, громко захлопнув за собой дверь.
Банни-младший сидит на стене, болтает ногами и думает о том, что сказала ему мама. Он улыбается, ему приятно думать, что он всего-навсего ребенок, и больше от него в общем-то ничего не требуется — нужно просто быть ребенком. Ребенком, которому нравится Дарт Вейдер, ребенком, у которого прекрасная память и который может хранить у себя в голове целую кучу разных потрясающих фактов, ребенком, которому интересен мир, ребенком, у которого “очень доброе сердце”, ребенком, который даже может разговаривать с духами. И совсем необязательно, чтобы взрослый мир, в котором он существует, был ему понятен — почему все похожи на зомби, почему умерла его мама, почему его отец большую часть времени ведет себя как сумасшедший.
Банни-младший вдруг вспоминает девочку на велосипеде, и сердце начинает биться быстрее, и ему так хочется сказать ей, что больше ничего не нужно делать — достаточно просто быть маленькой девочкой, и, когда она вырастет, ей совсем необязательно становиться одной из них и целыми днями кукарекать на всю улицу.
Он знает, что скоро случится что-то ужасное, но почему-то это не слишком сильно его волнует. Он чувствует, что выработал иммунитет к безумному взрослому миру — ну вот как бывает иммунитет к гриппу, или проказе, или, там, радиации. Ему как будто бы ввели особую вакцину, и теперь покусай его хоть каждая змея на планете, он все равно сможет встать и уйти. Банни-младшему кажется, что призраки защищают лучше, чем настоящие люди, и об этом ему бы тоже очень хотелось рассказать девочке на велосипеде.
Мальчик надеется, что с его отцом не произойдет ничего совсем уж плохого, потому что хоть мама и сказала, что он заблудился, и хоть он, наверное, и не слишком хороший отец — не такой, каких Баннимладший видел по телевизору, или, там, в журналах, или в парках (ну, например, таких, которые покупают лекарство, чтобы уберечь своего ребенка от слепоты, или запускают в сквере фрисби, или что- нибудь еще вроде этого) — все равно Банни-младший любит папу от всего сердца и ни за что на свете не согласился бы обменять его на другого. Да и кто бы на его месте на это согласился? Ведь когда он веселится, это же можно просто умереть со смеху — вот как, например, сейчас, когда он скачет по ступенькам старого домаразвалюхи, со всех сторон заваленного хламом, раздолбанными холодильниками и ваннами, и штаны болтаются у него где-то в районе носков. Ну какой еще папа способен на такое?
Через несколько секунд дверь дома распахивается, и человек по имени Грибной Дэйв вываливается из покосившегося домика с явным намерением опустить Банни на голову клюшку для гольфа. Банни знает об этом, потому что в руках у Грибного Дэйва железная клюшка-девятка, и к тому же он орет страшным голосом убийцы: — Считай, ты уже мертвец, ублюдок!
Банни несется через двор и интуитивно догадывается, что, скорее всего, бег — это пустая трата времени и велика вероятность того, что катастрофа, которая охотилась за ним всю жизнь, наконец-то его настигла и Судный день вот-вот настанет. Но в то же время он думает и о том (можно ведь поразмыслить и о чем-то конструктивном), что надо к чертовой бабушке уносить отсюда ноги.
Однако, перебегая через двор, заваленный всей этой никчемной рухлядью, Банни обнаруживает, что все эти штуковины — и стиральная машина, и ванна, и холодильник — будто сговорились преграждать ему путь, и с каждым спотыканием и падением он ощущает (и в этом чувствуется предвестье беды) апокалиптический шепот смертоносной железной “девятки”, разрубающей воздух где-то совсем рядом с его черепом. Он уверен как ни в чем другом, что Грибной Дэйв прав: он — хренов мертвец.
И тут, проявив атлетическую ловкость, удивившую его самого, Банни перескакивает через старую чугунную ванну на кривых ножках (кстати, за нее бы отстегнули пару фунтов), преодолевает остаток дорожки, рывком дергает дверцу “пунто”, обрушивается на сиденье и захлопывает за собой дверь. Он нажимает на кнопку, запирающую замок изнутри, и под бешеный грохот сердца поворачивает ключ зажигания. На этот раз “пунто” не кашляет и не хрипит, но и не заводится. — Чертов кусок дерьма! — орет Банни и поворачивается к Банни-мадшему: — Запри свою гребаную дверь! Мы все умрем!
Банни поднимает глаза и видит кровожадное лицо Грибного Дэйва, похожее на страшную расплавленную маску, затем видит горизонтальный замах клюшкой и слышит, как со звуком ружейного залпа разбивается окно на его стороне машины — оно яркими искрами колотого стекла врывается в машину и окатывает Банни мелким злобным цирконием.
Банни еще раз поворачивает ключ, и “пунто”, словно рассвирепев от нападения на хозяина, обиженно рычит и заводится в тот самый момент, когда до Банни доходит, что Банни-младшего на самом-то деле вовсе и нет в машине, а Грибной Дэйв как раз с диким криком снова замахивается клюшкой.
Банни выжимает газ, бешено выворачивает на улицу, и тут откуда ни возьмись появляется Баннимладший в шортах и футболке и почти безмятежно преграждает машине путь. — Пап, — говорит
