делишками. С помощью галереи он узнает ценность картин, готовя таким образом почву для их кражи. Но сейчас мне показалось, что его галерея играет гораздо более важную роль во всем процессе. И если это так, то Сардо тоже увяз по уши в этом обмане.
— Каким образом?
— Когда ты спросила его о необычной раме для его последней картины, как он повел себя?
— Как очень обиженный художник. Или же, — Ноэль подумала, подыскивая нужные слова, — как человек, которому есть что скрывать. Эшфорд схватил Ноэль за плечи:
— Опиши-ка мне эту абстрактную картину. Нет, не картину, а раму! Опиши ее форму и размеры.
— Она прямоугольная, очень длинная, возможно, фута четыре в длину и три в ширину… Приблизительно так. Глаза Эшфорда засверкали триумфом открытия.
— Рембрандт, украденный у лорда Мэннеринга, точно такого же размера. Как раз три на четыре! Ноэль вдруг осенило:
— Ты думаешь, что под картиной Андре полотно Рембрандта?
— Конечно! Это вполне возможно. И объясняет многое. Почему Сардо первый, если не единственный художник, чьи полотна вывешены в галерее Франко? Почему он избегает разговоров о своих соперниках и об особо ценных картинах, которые мог там видеть? Почему Бариччи так охотно помогает полиции, наконец, почему он так великодушен? Почему так легко разрешил произвести обыск в своей галерее? Да потому, что детективы не могут найти того, чего нельзя увидеть. Картины спрятаны. Они помещены в рамы и висят там, где мимо них проходит каждый, но никто не может их увидеть. Они надежно спрятаны. Потому он не спешит искать покупателя на краденый товар. Его практика проверена опытом.
— Да, все это укладывается в твою схему. — Ноэль закивала головой. — Значит, и три другие картины в массивных римах используются таким же образом, чтобы скрыть краденое. Готова поспорить на все свои выигрыши в пикет за целую жизнь, что все их написал Андре и все они — только фасад, прикрывающий ворованные полотна.
— И уверен, дорогая, что ты выиграла бы это пари; — Вдруг Эшфорд нахмурился: — Что-то тут не сходится. Если Сардо поставляет в галерею Франко столько картин для прикрытия бесценных украденных шедевров, то каково же его вознаграждение?
— Я думаю, деньги.
— Нет, — покачал головой Эшфорд. — Сардо чудовищно беден. Когда я впервые заинтересовался им, то это была главная причина, по которой я исключил его из круга подозреваемых. Возможно, он и не блестящий делец, но ведь и не полный болван. Если бы он был в такой степени причастен к делам Бариччи, как мы подозреваем, то мог бы потребовать королевского вознаграждения. И что же получается?
— Возможно, он из тех, кто держит свои сбережения под матрасом, — предположила Ноэль.
— Нет, что-то здесь не так. Пока не знаю, но какая-то часть головоломки отсутствует,
— Но какая? Андре, конечно, не посвятит меня в свои дела, после того как ты так безапелляционно предъявил на меня свои права в галерее.
Эшфорд еще крепче сжал плечи Ноэль, не желая путать ее. Но он-то понимал, какую опасность таит для нее новая ситуация. Именно для нее.
— Я сделал это намеренно, Ноэль. Бариччи туманно намекнул мне, что может грозить опасность.
Ноэль скорее рассердилась, чем испугалась:
— Так он еще и угрожал мне?! Я не боюсь ни мистера Бариччи, ни его глупых угроз.
Если бы намерения Бариччи не были столь серьезны, он бы рассмеялся. В этом была вся его Ноэль бесстрашная, порывистая, готовая вступить в единоборство хоть со всем миром и не бояться риска. Только он понимал, что на этот раз риск был слишком велик.
— Я бы на твоем месте не стал так легко сбрасывать со счетов его угрозы, — сказал Эшфорд, стараясь заглянуть ей в глаза. — Что же касается страха перед ним, то можешь не сомневаться: я убью его, если он хотя бы пальцем дотронется до тебя. И все же есть основания проявить осторожность. Помни, Бариччи — вор и мошенник, а возможно, и нечто худшее. А Сардо — его эмиссар. Никто из них не должен, приближаться к тебе. Игре конец. Сардо проиграл. Ему не удалось сделать тебя своей любовницей и переманить на сторону Бариччи. Я так и сказал Бариччи. Ты выходишь из игры.
— Это не так уже важно. — Ноэль вздохнула: — Как бы там ни было, мы узнали от Андре все, что хотели.
— Это верно. Остальное предоставь теперь мне. Сегодня я посеял семена с твердым намерением дождаться плодов. Ее глаза широко раскрылись и заблестели.
— И что же это за семена? — спросила она, горя любопытством,
— Семена сомнения. Наш допрос выбил Бариччи из колеи. Сначала ему пришлось переварить утверждение Мэри о том, что ее хозяйка боялась своего любовника накануне той ночи, когда умерла. Потом я помахал у него перед глазами этими сережками. Здесь он почувствовал, что загнан в угол. А после того, что мы узнали от Сардо, я уж сумею основательно прижать Бариччи. И, как и все жулики в безвыходном положении, он сделает отчаянный прыжок, чтобы выскочить из западни, но прыгнет не в том направлении, куда следовало бы. И вот тут-то я схвачу его. И это произойдет скоро? Верно? — Ноэль тяжело вздохнула.
— Очень скоро.
Ладони Эшфорда снова скользнули вверх к ее лицу.
— Откровенно говоря, если я хорошо выполню свою работу, то все закончится завтра ночью, после чего Бариччи окажется на виселице или в тюрьме… Мне кажется, это судьба, — сказал он задумчиво. — Верно? Она выбрала этот момент, особый для нас момент, чтобы дать мне возможность покончить и с деятельностью бандита Оловянная Кружка, именно теперь, когда опасность разоблачения возросла, и обезвредить вконец распустившегося Бариччи. — Во взгляде Ноэль он прочел некоторое недоумение и пояснил: — Мы оба знаем, что во время обыска в галерее Бариччи картины Гойи не найдут. А поскольку она была украдена всего несколько дней назад, возникнет сомнение в том, что Бариччи мог избавиться от нее так быстро…
— Я все еще не понимаю… — Ноэль наморщила лоб.
— У полиции, дорогая, может возникнуть подозрение, что есть еще один вор, специализирующийся на кражах картин.
Ноэль побледнела.
— Тот, кто украл картину Гойи и другие, которые не будут найдены у Бариччи.
Эшфорд нежно погладил ее своими теплыми ладонями по лицу, лаская и успокаивая.
— Бог с ними. Пусть себе думают все, что им угодно. Этого бандита больше не существует. Они не найдут его следов.
— И слава Богу! — тихо воскликнула Ноэль.
— А вот тебе, Ноэль, может угрожать опасность. Нам нельзя забывать о Сардо, который может мстить. Если он явится к вам, скажись больной, придумай что угодно. Но отошли его поскорее под любым предлогом. Пожалуйста, Ноэль!
— Хорошо, — пообещала она, уважая его чувства, хотя и не вполне разделяя его опасения.
Эшфорд нежно провел пальцем вдоль безупречной линии ее бровей. Глаза его потемнели от томившего его чувства.
— Кроме того, для тебя есть работа. Теперь, когда все решено, ты можешь закончить писать текст нашего объявления о свадьбе, можно даже поставить дату торжественного дня. Скажем, в последнюю неделю марта. Весь месяц отводится тебе на приготовления к свадьбе, размышления перед тем, как начнется наша совместная жизнь. Арест Бариччи — это последнее, что отделяет наше прошлое от будущего. Я хочу, чтобы объявление о нашей свадьбе появилось в газетах чуть раньше времени, когда полиция арестует его. Лучше даже — в день ареста. Ноэль со счастливой улыбкой положила руки на грудь Эшфорда.
— Все, что ты говоришь, — замечательно. Но хотела бы перенести дату свадьбы на первую неделю апреля и отложить объявление о ней на несколько дней.
— А почему? — спросил Эшфорд, помрачнев.
— Потому что надо сообщить о наших планах твоей семье до того, как об этом прочтет в газетах весь мир. Ведь весь клан Торнтонов поработал, чтобы соединить нас. И мне хотелось бы получить благословение
