– И ты такая положительная, – добавила Анна.
– Такая положительная, – эхом откликнулась Элен с важным видом.
Я вздохнула. Моя жизнь не была такой уж безупречной, хотя не была и такой аморальной, как у моих сестриц. А хорошей для своих лет кожи я достигла благодаря нанесению тонн дорогостоящих ночных кремов, которыми я к утру пропитывала подушку. Но не будем об этом.
– И… – задумчиво сказала Элен; я даже наклонилась к ней, чтобы лучше услышать похвалу, – …у тебя клевая сумочка.
Я отпрянула, разочарованная.
– Как странно, – удивилась Элен. – Никогда бы не сказала, что ты из тех, кто покупает дорогие сумки.
Я попробовала протестовать. Ведь я именно из тех. Почти уверена. Но не хотелось новой стычки с Элен, как тогда, когда я пыталась убедить ее, что безответственно отношусь к деньгам.
Кроме того, если уж на то пошло, ту сумку подарил мне Гарв.
– Да ладно, старушка, – заржала Элен. – Ты думаешь, я поверю, что наш мистер Скряга, который даже апельсины чистит, не вынимая их из карманов, раскошелился на дорогущую sac a main.[7] Это по-французски. Знаешь, почему именно твоя жизнь кончилась? Тебе не понадобится больше эта сумка!
Но я не сдавалась. Тогда она с подозрением заметила:
– Значит, не так уж кончилась?
– Заткнись, ты и так будешь ездить на моей машине, – оборвала ее я.
– Всего месяц. Кроме того, мне придется делить авто с этой чучундрой. – Она кивнула в сторону Анны.
И тут я услышала кое-что, что мигом вернуло меня в настоящее.
– Мороженое с вафлями!
Я села на полотенце. Молодой парень проходил мимо, шатаясь под весом ящика с мороженым, продать которое не было никакой надежды. Не среди этой толпы анорексиков.
– Фруктовое эскимо на палочке! – безрадостно выкрикивал он. – Замороженное желе! Вишневый лед!
Я почувствовала жалость к нему. И голод.
– Эй! – окликнула я. – Мне мороженое с вафлями!
Мы быстро произвели операцию «товар – деньги», и он вновь пошел своей дорогой, которая не сулила прибылей. Интересно, кто-нибудь орал на него или бросал в него камнями, когда он нес по пляжу свой высококалорийный товар с громадным содержанием сахара:
– Вали отсюда, чучело!
Так обычно люди прогоняют из своих районов продавцов наркоты.
И снова я осталась одна. Внезапно я обрадовалась, что я в Калифорнии. Ведь можно свалить это ужасное ощущение, что я иду не в ногу с остальным человечеством, на смену часовых поясов. Это снимает с меня ответственность. Так что пару дней я смогу попытаться обмануть себя саму, что со мной все в порядке.
С завистью глядя на двух скандинавских богинь, я пожирала мороженое. На их лицах было такое очевидное выражение, что мне стало неудобно. Я еле сдержалась, чтобы не предложить им кусочек моего лакомства. Меня не покидало ощущение, что если бы дело происходило в книге, то кто-нибудь пригласил бы меня присоединиться к игре в волейбол или, по крайней мере, заговорил бы со мной. Спасатель или кто-то из отдыхающих. Но единственным, кто перекинулся со мной парой фраз за весь день, был продавец мороженого. Думаю, я тоже была единственной, кто говорил с ним.
8
После обеда Эмили забрала меня с пляжа. Мы приехали домой. Звонков от Дэвида Кроу так и не было. Отчаяние Эмили чувствовалось в каждом уголке дома.
– Отсутствие новостей – хорошая новость, – попробовала я ее утешить.
– Фигня, – возразила Эмили. – Отсутствие новостей – плохая новость. Плохие новости от тебя скрывают, а хорошие тут же вываливают, упиваясь собственной славой.
– Ну, тогда позвони ему сама. Эмили горько усмехнулась.
– Легче получить пропуск на съемочную площадку, где кипит работа над фильмом с Томом Крузом, чем поговорить с агентом, который не хочет с тобой разговаривать.
Эмили все-таки набрала его номер, но пресловутого Дэвида «не было на рабочем месте».
– Клянусь, они не сказали бы «его нет на рабочем месте», если бы звонил Рон Басс, – мрачно заметила Эмили.
Как я понимаю, Рон Басс – какой-то крутой сценарист.
– У меня странное и непреодолимое желание пойти нажраться в хлам, – заявила Эмили. —
Твои еще неустановившиеся биоритмы выдержат, если мы сходим куда-нибудь вечерком?
– Что ты задумала?
Уж не придется ли мне тащиться с толпой девушек и танцевать под «Я буду жить». По-моему, именно
