– Может, мы просто потрясем его за плечо?
– Пнуть прикольнее!
– Ладно. – Я слегка ударила его по голени, но он только перевернулся и пробормотал, что сейчас прибьет мою гребаную голову к столу.
Я вопросительно взглянула на Эмили.
– Лучше пока не будем его трогать, – решили мы. – Пареньку надо выспаться. А мы выпьем еще кофейку.
И поперлись обратно на кухню.
На холодильнике стояла початая бутылка белого вина, которую мы проглядели вчера во время ночной уборки. Я заметила, что пробка все еще насажена на штопор. Можно снова заткнуть бутылку.
– Дай-ка мне масло!
Эмили пристально посмотрела на меня, а потом приволокла бутылку с маслом. Я посмотрела на нее и поняла свою промашку. И тут Эмили подвергла меня опросу с целью выяснить, все ли у меня дома.
– Так зачем тебе нужно было масло? Хотела поджарить себе мюсли?
– Нет, вообще-то я хотела попросить тебя дать мне штопор.
– Но ты же не это сказала. Ты сказала «масло». Хотя крыша у меня реально поехала, но обсуждать это настроения не было.
Я хотела соврать. Было бы несложно убедить ее, она уже и так практически поверила, но это было бы невежливо.
– Это просто слово. Мы с Гарвом так говорили, – объяснила я смущенно. – Когда мы открывали бутылку с вином, то называли это «открыть как по маслу», соответственно штопор именовался «масло». Извини, я забыла.
– Так вот почему ты каждый вечер выдавливаешь пасту на мою зубную щетку? Это тоже ваша с Гарвом традиция?
– Чт-т-т-о? – Я аж заикаться начала.
– Каждый божий день с тех пор, как ты приехала, – терпеливо сказала Эмили. – После того как ты ложишься спать, я иду в ванную, и там меня ждет щетка с пастой на ней. Если это не ты делаешь, то кто же?
Пришлось признаться.
– Я. Но я даже не понимала, что делаю это. Невероятно.
– Это ваша с Гарвом традиция?
– Ага. Тот, кто первым шел спать, выдавливал пасту на щетку другого.
– Это самое трогательное, что я когда-либо слышала, – просияла Эмили, но, увидев выражение моего лица, тут же прикусила язык.
Печаль, которую я испытала проснувшись, вернулась ко мне. На мне лежало тяжким бременем то, что больше мне не с кем говорить на нашем секретном языке, и все наши ритуалы для других – пустое место, хотя это когда-то связывало нас с Гарвом. А таких ритуалов было множество. Например, он готовил ужин и накрывал на стол, а я должна была вбежать в комнату и объявить: «Пришла, как только услышала». Если я забывала, то он не давал мне есть и требовал:
– Ну, давай, скажи же. Пришла, как только услышала.
Объяснить, почему это было так мило и забавно, – все равно что описывать цвета слепому.
Но мне уже и не придется, потому что все осталось в прошлом. Вся моя привычная жизнь.
Очевидно, от меня исходили волны такого сожаления, что Эмили потребовала:
– Ну, скажи же.
– Что сказать?
– Что ты по нему скучаешь. Даже я по нему скучаю!
– Ладно, – вздохнула я. – Я по нему скучаю. Но я скучала не только по нему. Я скучала по самой себе. По той себе, какой я была, когда мне не нужно было притворяться и можно было просто быть собой. Теперь вокруг были все эти люди, и я устала «вести себя». Даже с Эмили я была не до конца собой, как это было с Гарвом. Это проявлялось даже в мелочах, как, например, громкий телевизор. На Гарва стоило всего лишь рявкнуть, и он сразу бы уменьшил звук, но с Эмили мне приходилось держать язык за зубами и наживать себе от злости язву.
– Мне приснился сон, – сказала я. Прозвучало это похоже на проповедь Мартина Лютера Кинга.
– Расскажи, – велела Эмили, подумала и добавила: – Марти.
– Ну, содержание ты уже знаешь.
– Это сон про Шэя Делани?
– Да, сначала я бежала за Шэем. Но потом он превратился в Гарва.
Я описала, как бежала, что есть сил, и как мне нужно было его догнать, мой ужас из-за того, что он ускользает все дальше, и печаль утраты, когда он исчез.
– Так что продолжай оказывать мне психологическую помощь, – закончила я свое повествование. – Подними мне настроение.
