– Отвечали?
– Мы формируем свое представление о самих себе, основываясь на мнении наших родителей, – терпеливо объяснила она. – А ваши родители относятся к вам с любовью, но… с некоторым пренебрежением.
Не надо!
– Некоторые люди принимают близко к сердцу негативные мнения о себе. Другие, более устойчивые, отметают все критические суждения…
Что-то знакомое…
– Так вот вы – из первых, из чувствительных, а ваши сестры – нет. Все просто.
– Уроды, – проскрежетала я, ненавидя всю свою семью.
– Что вы сказали?
– Уроды! – повторила я громче. – Почему они выбрали именно меня, чтобы относиться пренебрежительно? У меня могла быть совсем другая, прекрасная жизнь, если бы они так не поступили со мной.
– Да-да, – кивнула Джозефина. – Вы сердиты на них. Но подумайте, каково, например, Маргарет, которой навязали роль «примерной» дочки. Если ей когда-нибудь захочется восстать, сделать что-нибудь, не соответствующее ее характеру, ей живо дадут понять, что она этого не может себе позволить. Она тоже могла бы сильно обижаться на родителей за это.
– Да она – подлиза, на кого она вообще может сильно обижаться! – вырвалось у меня.
– Вот видите! И вы тоже во власти стереотипов! А что если Маргарет все-таки позволит себе обидеться на кого-нибудь? Представляете, какой виноватой она тогда будет себя чувствовать?
– Да мне до нее дела нет! – воскликнула я.
– Я просто пытаюсь вам продемонстрировать, что у каждой из ваших сестер есть своя, навязанная ей роль. Такие вещи случаются в семьях сплошь и рядом. Вам не нравится ваша роль – роль неудачницы, неуклюжего щенка, но и ваши сестры, возможно, не в восторге от своих ролей. Перестаньте жалеть себя – вот что я хочу всем этим сказать, – подытожила она.
– Я имею все основания жалеть себя, – сказала я, и в самом деле ужасно себя жалея.
– Нельзя всю жизнь обвинять других в своих неудачах, – сурово ответила мне Джозефина. – Вы взрослый человек. Сами отвечайте за себя и свое счастье. Вы больше не обязаны играть роль, на которую были когда-то назначены родителями. Если вам когда-то сказали, что вы слишком высокая и недостаточно умная, это не значит, что это так и есть.
– Моя семья очень травмировала меня, – злобно процедила я, не обращая внимания на ее увещевания.
И тут я увидела, что Майк с трудом удерживается от смеха. А Мисти открыто ухмыляется.
– Что такого смешного? – злобно накинулась я на нее. Я никогда не связывалась с ней, но сейчас была разозлена до крайности.
– Тебя? Травмировали? – расхохоталась Мисти.
– Да! – громко и внушительно повторила я. – Меня. Травмировали.
– Вот если бы твой отец, когда тебе было девять лет, каждую ночь входил к тебе в спальню и засовывал в тебя свой член, тогда бы я согласилась, что тебя травмировали, – быстро и хрипло проговорила она. – Если бы твоя мать называла тебя лгуньей, и тебе же еще и попадало, когда ты пробовала ей пожаловаться и просила у нее помощи, тогда бы я согласилась, что тебя травмировали. Если бы твоя старшая сестра ушла из дома в шестнадцать лет и оставила тебя на растерзание отцу, тогда бы я действительно сказала, что тебя травмировали! – Ее лицо было искажено страдальческой гримасой, она сидела на самом краешке стула, готовая в любую секунду вскочить. Ее веснушки, казалось, собирались выпрыгнуть со щек, зубы были злобно оскалены.
Внезапно Мисти осознала, что говорит, осеклась, откинулась на спинку стула и опустила голову. Я просто окаменела. И все остальные тоже. Кроме Джозефины. Видимо, она ожидала чего-то такого.
– Мисти, – ласково сказала она. – Я все ждала, когда вы нам это расскажете.
Больше на меня не обращали никакого внимания. Мисти действительно удалось пристыдить меня. И все же, я разозлилась на нее за то, что она украла у меня мою вспышку гнева.
Войдя после занятия в столовую, я увидела плачущую Мисти, и с тревогой отметила, что Крис чуть ли не на коленях у нее сидит. Он взглянул на меня, когда я вошла, потом очень демонстративно повернулся обратно к Мисти и большими пальцами вытер слезы с ее щек. Тем же движением, каким когда-то утирал слезы мне. Я почувствовала такую ревность, как будто мы с ним женаты четыре года, и я застукала его в постели с Мисти. Он снова посмотрел на меня, но я не смогла прочесть выражения его лица.
55
После скандальных откровений Мисти поток внимания, изливаемый на меня всю неделю, разом прекратился. Ее детская обида занимала умы и сердца в течение обоих заседаний в пятницу и нескольких на следующей неделе. Она была в центре внимания, все с неиссякаемым интересом наблюдали, как она злится, рыдает, вопит и ревет.
С некоторым разочарованием я обнаружила, что после апокалиптического визита Люка и Бриджит жизнь в Клойстерсе продолжается, и ничего, в общем, не изменилось. В мечтах я по десять раз на дню убивала и Бриджит, и Люка. Но, тем не менее, продолжала ходить на занятия группы, есть, болтать с другими пациентами. Я посещала собрания Анонимных Наркоманов во вторник вечером, занятия по кулинарии в субботу утром и играла в игры в субботу вечером. Но основным моим занятием по-прежнему было наблюдение за Крисом. Его неуловимость очень расстраивала меня: он был очень мил со мной, но никогда не переходил определенных границ. Я надеялась, что однажды он все-таки решится пообщаться со мной на более близком расстоянии и возьмет меня в клинч, но этого все не случалось. И что больше всего меня раздражало – со всеми остальными, особенно с Мисти, он был так же мил и приветлив, как со мной.
