– А я так не думаю. Джон Джоуи, – возразила Джозефина. – Итак, в прошлую пятницу я спросила вас, не девственник ли вы. Вы готовы ответить?
Он рассматривал свои ботинки, не осмеливаясь даже выглянуть из-под своих кустистых бровей.
Было совершенно ясно, что здесь Джозефине не видать такого легкого успеха, как вчера с Нейлом. Я вообще сомневалась, что у Джона Джоуи могут быть какие-нибудь тайны. И напрасно.
– Расскажите нам о своем детстве, – жизнерадостно предложила Джозефина.
«О господи, – подумала я, – нельзя же все время действовать по одной и той же схеме!» У Джона Джоуи был совершенно бесстрастный вид.
– Каким был ваш отец? – спросила она.
– А-а, да он давно уже в ящик сыграл…
– Расскажите, что помните, – твердо велела Джозефина. – Как он выглядел?
– Здоровый мужчина, – медленно произнес Джон Джоуи. – Высоченный, как шкаф. Мог бычка снести под мышкой.
– Какие ваши самые ранние воспоминания о нем?
Джон Джоуи думал долго и напряженно, вглядываясь в далекое прошлое. Я даже удивилась, когда он наконец все-таки заговорил:
– Я был совсем пацан… года три-четыре, – сказал он. – Кажется, это было в сентябре. Пахло сеном. Оно стояло в поле в таких маленьких стожках. Я валял дурака, дразнил свинью, размахивал палкой у нее перед носом.
Я с удивлением слушала это лирическое описание из уст Джона Джоуи. Кто бы мог подумать, что он способен выдать связный текст?
– И мне зашло в голову слегка шмякнуть ее этой палкой. Ну, я так и сделал, но не рассчитал, да и вышиб их нее дух…
Кто бы мог подумать, что этот немощный старик способен убить свинью?
– А Пи Джей разорался, как баба: «Ты убил свинью, я все папе скажу…»
– Кто это – Пи Джей? – спросила Джозефина.
– Брат.
– Вы испугались?
– Должно быть. Думаю, я знал, что свиней убивать не следует. Но папа подошел, посмотрел на все это дело да как засмеется! И говорит: «Вот это да! Это не всякому мужику под силу – свинью убить!»
– Значит, ваш отец не рассердился?
– Нет, ни капли. Он мною гордился.
– И вам это понравилось?
– Ну да. Это было здорово.
Джон Джоуи явно воодушевился.
Я, кажется, начинала уважать Джозефину. Она знала, на какие кнопки нажимать. Хотя я пока не очень соображала, куда она клонит в случае Джона Джоуи и его папаши.
– Попытайтесь одним словом выразить, каким вы себя тогда почувствовали благодаря своему отцу, – попросила она Джона Джоуи. – Все, что угодно: счастливым, печальным, слабым, сильным, умным, глупым, каким угодно… Подумайте немного.
Джон Джоуи думал долго и старательно, то сопя, то дыша ртом, что меня безмерно раздражало. Наконец он придумал:
– В безопасности, – веско изрек он.
– Уверены?
Он кивнул.
Кажется, Джозефина была очень довольна.
– Вы сказали, что Пи Джей «разорался, как баба», – сказала она. – Это звучит довольно уничижительно по отношению к женщинам. То есть я хотела сказать, что это звучит так, как будто…
– Я знаю, что такое «уничижительно», – перебил ее Джон Джоуи, и в его голосе звучала гордость и раздражение.
Все присутствовавшие в комнате изумленно выпрямились на стульях.
– Вы действительно презираете женщин? – спросила Джозефина.
– Да! – он ответил немедленно, не раздумывая. – Это вечное хныканье, слезы… И вечные требования заниматься ими…
– Ага, – понимающая улыбка тронула ненакрашенные губы Джозефины. – И кто же занимается ими?
– Мужчины.
– С чего бы это?
– Потому что мужчины сильные. Мужчины должны заниматься чем-нибудь и кем-нибудь…
