Разумеется, любознательная аспирантка Луизианского университета потребовала дословного перевода.
Но русский стажер посчитал, что хватит и корректной передачи идеи.
— Смысл в том, что Россия отстала от Соединенных Штатов в области искусственного осеменения коров.
Глория Дюбуа даже не улыбнулась:
— Ну естественно, вы всегда и во всем от нас отставали.
Георгий Орлов замешкался лишь на мгновение:
— Зато мы первые запустили человека в космос.
— А мы опередили вас на Луне!
Впрочем, международному и межнациональному конфликту не суждено было перейти в неуправляемый кризис.
Георгий Орлов, как истинный русский, добившись своей цели, перестал конфликтовать с американкой, позабывшей, благодаря политической дискуссии, о библиотечной трагедии.
А Глории Дюбуа, как стопроцентной американке… или, скорее, стопроцентной женщине, по- настоящему влюбленной, было все равно — что спорить, что молчать, — лишь бы находиться рядом с объектом своего нескрываемого обожания, да еще и выздоравливающим.
Пациент больше не пел скабрезных частушек.
Аспирантка же, забывшая про то, что Безымянная красавица срочно нуждается хоть в каком-нибудь мало-мальски приличном имени, наслаждалась тихим вечером. Еще одним вечером, когда, возможно, случится то, чего они оба ждут.
В бассейне отражалась первые тусклые звезды и узкий месяц.
Розы начали перешептываться в густеющей темноте.
Влюбленная аспирантка молча поглаживала кончиками пальцев край лангетки раненого.
Пострадавший от библиотечной стрельбы подремывал в плетеном кресле.
И лишь одинокая сумеречная птаха во весь голос то ли прощалась с уходящим днем, то ли приветствовала наступающую ночь…
Глава 11 ОБРЕТЕННОЕ ИМЯ
Минула полночь.
В особняке не светило ни одно окно.
Фонари возле крыльца тоже были погашены.
А освещение бассейна так и не включили.
Розы во тьме скукожили лепестки, но продолжали перешептываться.
Месяц немного поправил фигуру.
Звезд прибавилось.
Минул час.
И еще час.
Но ни русский пациент, ни американская сиделка не желали уходить в особняк.
Розы устали ждать, когда же эти двое все-таки объяснятся.
Грациозный месяц утомила нерешительность влюбленных — им пора, давно пора заговорить о самом трогательном, волнительном и желанном.
Звезды и в небе, и в бассейне сияли теперь восхитительно и страстно.
И наконец раненый пациент осмелился на прелестную дерзость:
— Можно, я тебя поцелую?
Глория Дюбуа ответила мгновенно:
— Хорошо. Но только один раз.
Георгий Орлов осторожно, чтобы не причинить боли себе и не спугнуть девушку, приложился к подрагивающим губам затаившей дыхание Глории Дюбуа.
Нарождающийся месяц стыдливо побледнел.
— А я знаю, как назвать твою розу.
— Ну… хорошо… если мне понравится твое предложение, то поцелуешь меня еще разочек.
— А нельзя авансом?
— Ну ты хитрюга…
— Назови ее просто…
Не договорив, Джорджи обнял здоровой рукой Глорию и, не дожидаясь согласия, решился на дерзкий поцелуй. Нет, ее губы вовсе не были узкими. Они были теплыми, нежными и желанными…
На этот раз поцелуй выдался долгим и упоительным.
Розы перешептывались о важности момента.
Ночной ветерок резвился у бассейна, помогая однорукому возлюбленному обнажать суженую.
Не хватало лишь кудрявых амуров.
Античные божества убедились бы, что их меткие стрелы потрачены не зря…
Глория прижалась щекой к левой половине груди мужчины, достойного женщины из рода Дюбуа, и услышала, как бьется сердце того, кого любишь.
Она осторожно отклонилась, почувствовав, что причинила боль.
— Скажи, Джорджи… а почему ты так долго не пытался меня даже поцеловать?
— О, Королева…
— Только не приплетай сюда американскую фемиду.
— Хочешь услышать правду?
— Еще бы.
— Учти, ты сама напросилась.
Русский пациент на мгновение задумался.
— Ну… в библиотеке, когда я закрыл тебя от пули, у меня из-за потери сознания просто не было такой возможности.
— Вполне уважительная причина.
— Когда ты появилась в больнице с букетом, то твое душевное состояние вызвало во мне очень большие опасения.
— Хочешь сказать, что в тот момент я была готова совершить самый опрометчивый поступок?
— Не годится спасать девушку, чтобы потом воспользоваться ее временной расслабленностью и потерей бдительности.
— Логично.
— Ну а здесь, в этом прекрасном особняке, в котором жили такие благородные и высокоморальные люди, я просто не хотел пользоваться своей привилегией.
— Хочешь сказать, что ты думал, будто я готова на все, лишь бы отблагодарить тебя за свое спасение?
— Где-то близко к истине. Вернее, я хотел, чтобы между нами возникло настоящее чувство. Поэтому и медлил.
— Что же, сэр, ваше поведение заслуживает похвалы.
— И поцелуя.
Аспирантка не заставила себя упрашивать.
Розы, взволнованно трепеща листьями, поощряли продолжение обоюдных ласк.
Месяц не возражал против легкой эротики.
Звезды — тоже.
Минуло не меньше часа, который вместил в себя в эмоциональном измерении если не месяц, то неделю.
Раненый, преодолевая боль в еще не зажившем плече, благодарил терпеливую, нежную и
