находящийся на службе у его светлости…
— Пошли, — взревел Гоул, устремляясь за лордом. Они шли вслед за лордом по окутанному тьмой замку. Лорд, перескакивая через ступеньки, подобно призраку, летел вверх по лестнице, ведущей к вершине башни. Наконец они оказался у двери, из-за которой тянуло густым запахом лаванды. Радомор с грохотом высадил дверь — эхо пошло гулять по лестничному колодцу. Из покоев, что-то прижав к груди, рванулась белая фигурка. Дьюранд схватил женщину за руку. На мгновение их взгляды встретились — перед ним была леди Альвен — чёрные, как ночь, глаза смотрели на Дьюранда с отчаянием.
Радомор смерил супругу тяжёлым взглядом и кивком приказал следовать за собой. Альвен, сумев взять себя в руки, склонила голову и последовала за лордом. Свёрток в её руках задёргался, оттуда раздался детский плач.
Дьюранд уставился на свою мозолистую ладонь, только что сжимавшую руку Альвен.
В лестничном колодце завывал ветер.
Слышался плач ребёнка.
Радомор молчал, говорила только Альвен. Дьюранд изо всех сил зажмурился, пытаясь собраться с мыслями. Голова гудела.
Она во всем созналась. Радомор вечно был в разъездах, а она приглянулась сэру Альдуану. Все началось с дружбы. Альдуан был другом как ей, так и Радомору. А потом что-то изменилось. Летом, когда Радомор уехал на войну. Она не хотела сделать ему больно.
Дьюранд с остальными ждал у входа в покои. Дьюранд ожидал, что Радомор что-нибудь ей ответит, но тот не проронил ни звука.
Альвен умоляла его о пощаде, но потом и её мольбы сменились тишиной. Казалось, прошла вечность. Наконец на пороге показался Радомор. У него было такое выражение лица, что даже Гоул отшатнулся. Тишину прерывал только плач ребёнка.
Когда Радомор ушёл, Гоул повернулся к солдатам:
— Вы остаётесь здесь сторожить, — сказал он. — И если вам дорога собственная жизнь — не смейте и носа сунуть к ней. Она для вас ничто.
С этими словами Гоул отправился вниз по лестнице вслед за Радомором, оставив двух стражников и Дьюранда в алькове у выломанной двери, ведущей в абсолютно чужую комнату, в чужом замке, расположенном на расстоянии долгих лиг от Гирета. «Лучше бы я помер от голода», — подумал Дьюранд.
Солдаты молчали, не смея даже перекинуться взглядами. Дьюранд мог представить возмущение и гнев этих людей. Лорд Радомор был героем, преданно служившим королю. И вот он потерял жену, которой верил, и друга, с которым был вместе с детства. И как же месть?
Мужчины стояли на страже, дитя плакало. Прошло два часа долгой осенней ночи. В нескольких шагах от них женщина убаюкивала ребёнка. Дьюранд подавил желание войти в покои. Его вмешательство только навредит. Издалека донёсся шум. Мужчины кричали. Взвизгнула женщина.
Дьюранд снова взглянул на ладони и вдруг до него донёсся еле слышный голос мужчины. Слова были неразличимы, но интонация была умоляющей. Судя по звукам, голос шёл из колодца.
Скрипнула чья-то перевязь.
— Господи, — пробормотал её обладатель. Это был Мульсер.
Дьюранд глянул в просвет лестничного колодца и услышал шум воды. Колодец был сердцем огромной крепости. Звук льющейся воды доносился даже до вершины самой высокой башни. Дьюранд его прекрасно слышал. Значит, должна была слышать и замершая у порога Альвен.
Когда пошёл пятый час, на лестнице послышались шаги.
— Смена! — громко крикнул один из двоих поднимающихся солдат. — Ступайте. Пока нас разместили в подвале.
Дьюранд медленно пошёл вниз по продуваемой всеми ветрами лестнице. На него навалилась усталость, тянувшая его вниз, словно тяжёлая кольчуга. Из-за спины доносилось звяканье доспехов — за ним шёл Мульсер и ещё один солдат. Они прошли мимо двери, ведущей в трапезную. На деревянном троне отца, сгорбившись, восседал лорд Радомор, слева и справа от него расположились чернецы. У дверей стояла стража, не сводя глаз со слуг, столпившихся в трапезной. С того момента, как крики утопающего огласили своды замка, никто так и не сдвинулся с места. Лица всех людей были искажены от ужаса. Всех, за исключением чернецов.
По дороге в подвал Дьюранд прошёл мимо ещё одной двери, охраняемой парой солдат. Чёрные головки гвоздей, кольцо, петли из кованого железа и мощный засов — это была дверь, ведущая к колодцу. Дьюранд оглянулся — он ещё мог разглядеть трапезную и одного из чернецов. Чернец повернул голову к Дьюранду, расплылся в кривой улыбке и прижал к губам палец.
На следующий день Дьюранд вместе с Мульсером вновь поднимались по лестнице, ведущей к вершине башни.
— Что с ней будет? — прошептал Дьюранд.
— А что Радомор может сделать? — так же шёпотом ответил Мульсер. — Да, ему наставили рога. Не он первый, не он последний. Подуется пару дней, а потом отправит девчонку домой в Акконель. Не думаю, что в Гирете придут в восторг, но кто посмеет возразить Радомору?
Любовь ушла, осталась только политика.
— Он отречётся от Альвен, а ребёнка оставит себе, — пришёл к мрачному выводу Дьюранд.
— Радомору под сорок, в таком возрасте от наследников не отказываются. Да, мать будет тосковать по сыну, но Альвен сама виновата. Она нарушила клятву, принесённую Царю и Царице Небесной.
— Даже мудрые женщины не осмелятся вмешаться.
— Скоро все будет кончено, — кивнул Мульсер.
Они почти дошли, когда на них натолкнулся суетливый мастеровой с коробкой инструментов под мышкой, торопившийся вниз. На верхней площадке красовалась новая дверь: чёрные головки гвоздей, кольцо, петли из кованого железа и мощный засов — сестрица-близнец той двери, которая вела к колодцу.
Дьюранду показалось, что его преследует злой рок, а судьбой его овладел сам Властелин Тьмы. Радомор смягчится. Он должен смягчиться. Он герой, сражавшийся в авангарде королевской армии. Он чуть не погиб. Он — один из Сынов Атти, кровный родич государя.
«А леди Альвен приходится роднёй уже мне», — подумал Дьюранд, вспомнив её чёрные глаза полные отчаяния.
День прошёл в молчании. Альвен так ничего и не принесли — ни еды, ни воды. Пришла ночь, и Дьюранд, лёжа на тюфяке в подвале крепости, никак не мог заснуть, размышляя о женщине, заключённой в высокую башню. Что он скажет в своё оправдание, когда предстанет перед престолом Всевышнего? То, что они делали, было фактически убийством дочки герцога. Дочки одного из самых верных вассалов и союзников короля. Может начаться война.
На следующий день Дьюранд вознёс молитву, в которой искренне благодарил Небеса — его назначили нести стражу внизу.
Было жарко. Очень жарко.
Гоул назначил ему нести стражу в трапезной, наказав глядеть в оба и никого не выпускать.
Около полудня со стороны главного входа донеслись крики. Дверь распахнулась, и в трапезную кубарем влетел один из стражников. Вслед за ним в зал двумя колоннами шагнули незнакомцы в золотых одеждах. Это были священники. Некоторые из них бросали по сторонам такие свирепые взгляды, которые сделали бы честь воинам-варварам, обретавшимся в дальних пределах королевства.
Самый грозный из священников вошёл последним. Он был около шести футов ростом. На грудь ему ниспадала борода, формой и размером напоминавшая медвежью шкуру, а богатство его одежд было воистину королевским. Патриарх Ферангора. Взгляд обычного священника способен заставить человека замереть на месте, склонившись в поклоне, взор патриарха — пронзал насквозь. Он и подобные ему были главной опорой Создателю.
Патриарх, скрестив на груди руки, обвёл взглядом зал, ничего не упуская из виду. Солдаты прятали глаза — о женщине и ребёнке, томящихся в башне, было известно всем. Патриарх поморщился — ему явно не нравилась царившая в трапезной жара.
