В июне 1935 года Сергей Иванович вернулся домой обогащенный рядом полезных сведений о работе крупнейших оптических научных учреждений Европы. На семинарах в ФИАНе и в ГОИ он подробным образом рассказал о всем, что видел. Работа в обоих институтах продолжалась с еще большим размахом.
Количество работ, которыми занимался ФИАН, в конце концов так возросло, — а вместе с тем и количество молодых научных сотрудников, занимающихся ими, — что Вавилову пришлось снять с себя одну нагрузку: непосредственное воспитание молодых кадров. Эта обязанность была возложена на Л. В. Мысовского, а после его кончины — на академика Д. В. Скобельцына.
Много очень важных исследований заканчивается или выполняется заново Вавиловым во второй половине тридцатых годов и вплоть до начала мировой войны. Один перечень их дает отдаленное представление о титанической работе, проделанной Сергеем Ивановичем в обоих институтах — оптическом в Ленинграде и физическом в Москве. Разработка классификации явлений люминесценции. Установление зависимости между выходом флуоресценции и ее длительностью. Изучение (совместно с А. Н. Севченко) тушения флуоресценции растворителем. Исследование молекулярной вязкости жидкостей и явления так называемой концентрационной деполяризации свечения растворов. И многое другое.
Время от времени Сергей Иванович встречается со своим братом — Николаем Ивановичем. Посторонний человек, взглянув на эти встречи, мог бы, пожалуй, подумать, что братьям не о чем говорить. Они как будто чувствуют себя вначале связанными, стесняются друг друга.
Постепенно, однако, лед тает, и завязывается увлекательная беседа. Говорит главным образом Николай Иванович, с жаром и интересными подробностями описывающий свои бесконечные путешествия по всему белому свету, особенно по Ирану, Афганистану, Эритрее и так далее.
Незадолго до начала войны Сергею Ивановичу было суждено испытать большое потрясение.
Ушла из жизни мать. 4 апреля 1938 года на 75-м году жизни перестало биться сердце простой женщины, вырастившей двух крупнейших естественников страны.
Война обрушилась внезапно. Мирный труд советских людей был прерван. Враг быстро приближался к Ленинграду и Москве, сея смерть и разрушение и подвергая старинные русские города варварским бомбардировкам.
Чтобы сохранить материальные и духовные ценности, а также кадры ученых крупнейших научных учреждений, было решено немедленно эвакуировать ГОИ из Ленинграда и ФИАН из Москвы. Оптический институт был вывезен в Йошкар-Олу (Марийская АССР), а Физический — в Казань. Вавилов продолжал руководить обоими, и опять его «владения» были разделены большим расстоянием.
«Особенно глубокое впечатление производила на нас та непреклонность, — писал о Вавилове сотрудник ГОИ академик А. А. Лебедев, — с которой он в период Отечественной войны совершал частые поездки по железной дороге из Казани, где находился Физический институт, в Йошкар-Олу, где был оптический. Его ничто не могло остановить: ни переполненные вагоны, в которых нередко всю ночь приходилось стоять, ни томительное ожидание поезда, редко ходившего по расписанию и часами простаивавшего на станциях или даже между ними, „набирая пары“. Удивительно было видеть в этом хрупком на вид человеке такую волю, роднившую его с нашими воинами-героями, которые насмерть стояли перед лицом врага, защищая свою Родину».[19]
Сергей Иванович вместе с женой переезжает в Йошкар-Олу. Их сын Виктор остается в Ленинграде и в частях Советской Армии обороняет героический город.
В суровые дни войны с особой силой и очевидностью проявилось, что, выражаясь словами Вавилова, «нет конкуренции между академическими и ведомственными научными учреждениями, обе системы необходимы одна другой и должны работать в постоянной связи на равных правах, дополняя друг друга».
Первое, что требовалось в новых, чрезвычайных условиях, — это пересмотр тематики физических исследований и придание им резко выраженного оборонного характера. Это и было сделано в кратчайший срок под руководством Сергея Ивановича.
На примере одной только деятельности Физического института в годы Великой Отечественной войны можно было видеть, как изменился характер старейшего научного учреждения страны. Когда-то, в 1812 году, Петербургская Академия наук почти не реагировала на нашествие иноземных — наполеоновских — войск. В войну 1914–1917 годов положение изменилось: физическая лаборатория академии включилась в работу на помощь фронту и военной промышленности и кое-что (правда, не весьма значительное) в этом отношении делала.
«Однако эта работа академии, — вспоминал потом Вавилов, — кажется совсем небольшой по сравнению с тем, что делалось и делается начиная с 22 июня 1941 года в советской академии.
Академическая научная громада — от академика до лаборанта и механика — направила без промедления все свои усилия, свои знания и умение на прямую или косвенную помощь фронту. Физики- теоретики от вопросов о внутриядерных силах и квантовой электродинамики перешли к проблемам баллистики, военной акустики, радио и т. д. Экспериментаторы, отложив на время острейшие вопросы космической радиации, спектроскопии и пр., занялись дефектоскопией, заводским спектральным анализом, магнитными и акустическими минами, радиолокацией.
Специальные военные исследовательские институты, заводские лаборатории, цехи и непосредственно фронт явно почувствовали живое и полезное влияние научной мысли, сосредоточенной в академии.
Во многих случаях физики работали непосредственно на фронте, испытывая свои предложения на деле; немало физиков пало на поле брани, защищая Родину».
Обстановка для научных исследований во время пребывания институтов, возглавлявшихся Вавиловым, в Казани и Йошкар-Оле была в высшей степени неблагоприятной. В лабораториях было невероятно тесно, оборудования не хватало. В стенах Казанского университета, кроме ФИАНа, расположилась еще большая часть других эвакуированных институтов академии.
Но Вавилов словно не замечает трудностей. Чтобы исследования шли успешнее, он привлекает к ним и местные силы. В прославленном старинном русском университете их немало.
Как-то в начале 1942 года для изготовления военных оптических приборов Вавилову срочно понадобился специальный препарат, обладающий и сильной флуоресценцией и сильным поглощением. Сергей Иванович обратился к известному казанскому химику (избранному в апреле того же года академиком) А. Е. Арбузову с просьбой попытаться изготовить подобный препарат.
«Взвесив возможности своей лаборатории, — рассказывал потом Арбузов, — я обещал Сергею Ивановичу выполнить его просьбу и довольно скоро синтезировал несколько десятых грамма требуемого пре, — , парата.
Вскоре (3 марта 1942 года) я получил из Йошкар-Олы от Сергея Ивановича письмо и одновременно с ним официальный заказ от Государственного оптического института с просьбой об изготовлении 15 граммов 3,6-диаминофталамида высокой чистоты и переслал их С. И. Вавилову».
Позднее Арбузов узнал, что его работа оказала большую помощь оборонной промышленности. Изготовление военных оптических приборов с применением диаминофталамида приняло соответствующий моменту размах, и изготовление таких приборов из Йошкар-Олы было передано одному из заводов, расположенных близ Казани.
В 1943 году Сергей Иванович назначается уполномоченным Государственного Комитета Обороны. Он возглавляет огромную патриотическую деятельность советских физиков по оказанию помощи героической Советской Армии и Флоту. Под его руководством разрабатываются новые приборы и инструменты, способствовавшие укреплению могущества Вооруженных Сил нашей Родины. Они внесли свой вклад в победу.
Теперь, кроме постоянных переездов из Йошкар-Олы в Казань и обратно, приходится часто ездить и в Москву.
«Мне вспоминаются совместные с Сергеем Ивановичем поездки в Москву, связанные с выполнением заданий Государственного Комитета Обороны, — пишет А. А. Лебедев. — Тяжело давались эти поездки. Трудно было в то время передвигаться по Москве, и нередко Сергей Иванович возвращался домой совершенно изможденным; как он сам говорил, он чувствовал себя в такие минуты, „как покойник“. Но он никогда не жаловался и самоотверженно продолжал нести свои обязанности. Меня всегда поражало в нем сочетание удивительной доброжелательности и внимательности к нуждам окружающих его людей и суровой
