— Энджел, это Луиза. Пожалуйста, перезвони мне. Уже утро воскресенья, и я знаю, что ты действительно злишься и все такое, но... я честно прошу прощения. И я не знала, что делать, и, Господи Боже, я не могу говорить об этом по телефону. Я такая отстойная подруга. — Это чистая правда, подумала я. В ее голосе слышалось расстройство, но меня это абсолютно не трогало. — Я говорила с твоей мамой, это было просто ужасно, она не кричала на меня так с тех пор, как я привела тебя домой пьяной с вечеринки у Тима в шестом классе[1]... О да, у Тима сломана рука, но он придет в норму через пару недель. Перелом несерьезный. Э-э-э, позвони мне, ладно?
Я решила, что она может помучиться еще немного.
— Привет, это я, — начал он. Я положила руку на стекло и принялась смотреть на людей на улице. — Мне нужно было позвонить и что-то сказать. — Даже отсюда, с одиннадцатого этажа, я видела, как люди выходят из «Старбакса» с огромными ведерками кофе. Сейчас кофе пришелся бы как нельзя кстати. Кофе или «Самбука»[2]. — Мне очень стыдно за то, что произошло. С моей стороны это было невероятно глупо, и бессердечно, и, конечно, просто ужасно. — Вокруг площади столько магазинов. Мне, несомненно, стало бы лучше после шопинга. — Мне следовало сказать тебе о том, что происходит. — Хотя кондиционер в номере работал почти на полную мощность, я ощущала, как палит солнце, освещая всех этих прекрасных людей в коротких шортах и симпатичных футболках. — Я с Кэти, что же... Я должен был сказать тебе, что это серьезно. — Столько людей сновало туда-сюда. — Думаю, нам необходимо спокойно поговорить обо всем — об ипотеке и так далее, то есть ты не можешь просто исчезнуть, Энджел. — Я видела белок, мелькающих то тут, то там в листве деревьев. — Твоя мама сказала, что ты вроде бы в Нью-Йорке. Не знаю, правда ли это, но ты можешь мне позвонить? Да, я облажался, но ты должна мне позвонить, ты не можешь просто скрыться. Я не вернусь в этот дом. Я пока останусь с... Да, я не вернусь в этот дом, пока мы не поговорим. — Я заметила вход в метро за деревьями. Ух ты, метро! — Нужно обсудить, как мы будем действовать дальше. Я в самом деле люблю тебя, Энджел, но я просто больше не чувствую влюбленности. Как бы там ни было, позвони мне.
Я прижалась лбом к стеклу и «повесила» трубку. Хорошо же он пытается меня вернуть. Если для меня произошедшее явилось страшным потрясением, то он, скорее, испытал облегчение. Черт! И что мне теперь делать? Я не могу всю жизнь оставаться с мамой, а теперь я не могу еще и доверять друзьям. Я даже не могу с головой уйти в работу. Я внештатник и сейчас не так сильно загружена. Я глубоко вдохнула и отстранилась от окна, все еще касаясь стекла кончиками пальцев, когда решила набрать номер Марка.
— Алло! — раздался его голос.
— Это я. — Сильнее прижав руку к стеклу, прямо на линии горизонта, я продолжила: — Попрошу маму забрать вещи, она все сложит. — Я устремила взгляд на крыши зданий напротив и продолжала размеренно дышать. — Ноги моей больше не будет в этом доме, делай что угодно, я не вернусь.
— Ты у мамы? — с сомнением спросил он.
— Я не могу с тобой говорить, — ответила я, глядя вниз на парк и дыша медленно и глубоко. — И я не у мамы. Я в Нью-Йорке и не знаю, когда отправлюсь обратно. Так что иди и делай что хочешь и с кем хочешь, но никогда, никогда больше мне не звони.
Я отключилась и всем телом прильнула к окну. Итак, я выбрала Нью-Йорк, теперь требовалось укрепиться в этом решении. Чтобы отпраздновать начало новой жизни, я бросилась в ванную, смешала водку с колой и закусила все арахисовым «Эм-энд-эмс». Замечательно!
— Здравствуйте, мисс Кларк! — Дверь открылась, и я едва успела завернуться в халат, поднявшись с унитаза. Девушка-портье появилась в двери с небольшой тележкой. — Это Дженнифер, с ресепшн. Можно войти?
— Да! — крикнула я, окинула себя взглядом в зеркале и, пошатываясь, прошла по номеру, чтобы ее встретить. — Разумеется.
— Я подумала, может, у вас нет самого необходимого. — Она с торжественным видом указала на тележку. На ней красовались груды больших печений, коробки с кашей, чайник с еще бурлящей водой, горячее молоко, холодное молоко, блины, тосты и огромная коробка косметических принадлежностей. — Я помню, вы говорили о расставании, а ведь никому не следует оставаться в одиночестве после расставания. Так вот, считайте, к вам приехала наша бесплатная служба под названием «Все мужики — козлы».
Она взяла печенье, разломила его пополам и улыбнулась.
— Боже, спасибо вам! И пожалуйста, зовите меня Энджел и на ты, — сказала я, чувствуя себя англичанкой до мозга костей. Я взяла половинку печенья, которую она протянула мне, и неловко ссутулилась, поедая его. — Это просто чудесно, спасибо. Я ужасно проголодалась.
— Что ж, наш отель полон сюрпризов, а я человек, полный сюрпризов, — сообщила она, запрыгивая на кровать. — Скажи, если хочешь, чтобы я ушла, ведь я и так превышаю все свои должностные полномочия. Я просто задала себе вопрос, чего бы я захотела, если бы сама приехала в Нью-Йорк после разрыва с парнем, взяв с собой только маленькую дорожную сумку и даже не забронировав номер в отеле. Так что я отправилась в кладовую и выкопала кое-какие пижамы. — Дженнифер вытащила со дна тележки белую пижаму из хлопка на пуговицах. — А еще тапочки, носки, разные косметические штучки, наборы для шитья, уж не знаю, зачем всем нужны наборы для шитья, и еду, которая очень пригодилась бы мне после расставания. Ну а чай… потому, что, как мне известно, ты из Англии.
Я не знала, плакать мне или смеяться, но была просто cчacтлива, что эта девушка не умолкает, давая мне возможность утвердиться в своем решении.
— Огромное спасибо, мне и правда пригодится пижама. На самом деле я просто пока об этом не думала. Да я вообще ни о чем на самом деле не задумывалась.
Дженнифер приготовила горячий шоколад нам обеим и разломила еще одно печенье.
— Это первое, что меня спасает, когда я с кем-то расстаюсь. Я укладываюсь в постель на неделю или около того, а потом ем, пока не переживу это. Вот почему я притащила столько еды. Думаю, расставание было ужасным, если это заставило тебя перелететь через Атлантику.
Я взяла пижаму и инстинктивно направилась в ванную, хотя у меня возникло чувство, что моя собеседница не будет возражать, если я переоденусь прямо здесь. Она, уже включила телевизор и в такт качала головой под какой-то музыкальный клип. Я натянула штаны под халатом, а затем быстро сбросила его, чтобы надеть верх. Тут я почувствовала себя просто отлично — никогда в жизни мне еще не доводилось спать в белье более мягком и комфортном.
— Не хочешь загружать своими проблемами малознакомого человека? — спросила она. — Да все в порядке, можешь считать меня местным психологом.
Она похлопала по матрацу, и я плюхнулась на кровать, которая, как и пижама, оказалась роскошной и удобной.
— Что ж, я еще ни с кем об этом не говорила, — вздохнула я, потягивая горячий шоколад. — Буквально вчера обнаружила, что бойфренд мне изменяет, и поэтому решила взять тайм-аут — привести мысли в порядок.
— Серьезно? Какая мерзость! А как ты об этом узнала? — поинтересовалась Дженнифер, переключаясь с печенья на плошку с «Лаки чармз» — овсяными хлопьями с кусочками суфле из алтея.
— Я застала их, когда они занимались сексом в его машине, причем на свадьбе наших лучших друзей. И все друзья знали об их связи. Только я, дура, ничего не замечала. — Помолчав, я взяла плошку с кашей. Как много сахара. Восхитительно. — Мы всегда говорили о том, что просто расстанемся, если один из нас изменит, так что... думаю, я теперь свободна.
— Да, — сказала она, скрестив под собой ноги и передвинув пару подушек. — Это действительно больно. Но у тебя есть друзья в Нью-Йорке?
— Не-а. — Я откусывала маленькие кусочки суфле из алтея и смотрела, как зеленеет молоко. Вот вкуснятина. — Я просто села на первый попавшийся рейс из Хитроу, который меня устраивал по всем критериям: мне хотелось попасть в город, где говорят на английском, где множество магазинов и который находится чертовски далеко от Марка.
— Ты сделала правильный выбор. Нью-Йорк — это просто Мекка для людей, переживших тяжелое расставание, поверь мне. Я президент, казначей и официальный секретарь местного сообщества разбитых сердец. И знаешь, немногим хватает духа взять и покинуть родную страну, так что ты, золотко, очень смелая.
— Не совсем так, — призналась я. — Я не могу вернуться домой по другой причине: мне невыносима
