грузовиков сотрясались дома, шум стоял такой, что с ума можно сойти. Не проходило дня, чтобы в городе не слышно было какой-нибудь новости. Яскульский тоже занялся нефтью, — если могут другие, почему не может он? Ледерман из Борислава начал бурить для него на участке в южной части города. Посреди розовых плантаций фабриканта Савоша стояла теперь новенькая нефтяная вышка. По законам страны нефть принадлежала владельцу того участка, где она появилась. За один день можно было стать богачом, как эта Франциска Маниу, способ теперь известен! В западной части города взад и вперед сновали землемеры, они втыкали в землю полосатые, красные с белым, шесты. От станции Комбез к Анатолю строили железнодорожную ветку. Пустынная равнина, отделявшая Комбез от Анатоля, почти вся принадлежала Франциске. Несколько месяцев назад она приобрела эти земли почти даром. Рауль хорошо знал об этой сделке. Он сам подготовлял договоры. Но откуда Жак знал, что вокзал будет построен именно здесь?
Возвращаясь по четвергам с так называемого «дамского чая», Ольга приносила домой одну новость за другой. Говорят, Савош уже нашел нефть на своем участке, но пока держит это в секрете. Начались работы на винограднике зубного врача Фигдора.
— Ну, а ты? Пора, наконец, и тебе взяться за что-нибудь, малышка! Наши деньги лежат без всякой пользы в банке. Теперь все пускают их в оборот!
Рауль устал от работы, но делает вид, что обдумывает слова Ольги. Он многозначительно улыбается. Терпение, терпение! У него в земельном банке лежит уже восемьдесят тысяч крон. Его час еще придет. Ольга возбужденно смеется. Она верит в Рауля. Когда-нибудь они будут богаты, очень богаты!
С утра до поздней ночи в кафе «Траяна» толпятся теперь шумные гости. Они говорят о делах, о земельных участках, о нефти, и что ни день там появляются новые лица. Даже красная комната битком набита: Корошеку пришлось открыть свою святая святых, ничего не поделаешь!
В город наехали весьма сомнительные личности: искатели приключений, аферисты, жулики. Ежедневно здесь рассказывают истории, от которых слушатели хохочут до упаду. Явился, например, пожилой, весьма почтенного вида господин, профессор Проска из Праги. Он представил удостоверение от администрации курорта в Пестьене, где он только что с помощью своих приборов нашел радиоактивные источники. Так же как и Ледерман, он утверждал, что весь Анатоль плавает на нефти. Он приобрел обширную клиентуру. Баронесса Ипсиланти тоже принадлежала к числу его клиентов. В конце концов он неожиданно исчез, и теперь его разыскивала полиция.
Затем прибыли два господина из Бухареста: господин Валериу Горгеску и его секретарь. Они покупали, по поручению румынской нефтяной компании, участок за участком. У господина Валериу Горгеску на мизинце сверкал бриллиант величиной с крупную горошину, и, когда Горгеску посещал земельный банк, Марморош провожал его с глубокими поклонами до подъезда. Оба оказались мошенниками, рассчитывавшими на комиссионные авансы. В один прекрасный день оба исчезли, как сквозь землю провалились, и весь город смеялся над глубокими поклонами, которые Марморош отвешивал красавцу господину Горгеску с его великолепным солитером.
Жак хохотал до колик в животе, когда слышал подобные истории.
— Держи крепко твой карман, — говорил он Ксаверу. — Смотри, никому не давай денег взаймы. Половина ваших гостей — жулики!
XIII
Борис прожил полтора месяца в Лондоне, а затем снова вернулся в Анатоль. Он взял полугодовой отпуск в посольстве: для этого у него было много причин. Он, разумеется, не мог прочно устраивать свою жизнь, пока не будет вскрыто завещание. Он откровенно признавал, что жил в Лондоне не по средствам. Долги тяготили его. Он был очень щепетилен в денежных делах. Но как велико было состояние покойного, никто не знал.
Борис помнил замечание умирающего отца, что он «махнул рукой на Янко», и истолковал эти слова так, как их и следовало толковать. Разумеется, он остерегался дать это заметить Янко даже малейшим намеком. Только раз он сказал: «Папа за последние годы сделался несколько странным. Бог весть, как он распределил всё в своем завещании. Но что бы ни случилось, мы оба всегда останемся добрыми товарищами». И он протянул Янко руку. Янко был несколько озадачен: их последнее прощание было довольно холодным.
…Некоторые обстоятельства личного характера побуждают Бориса удалиться на довольно долгое время от светской жизни, хотя эта жертва для него и не легка… Но он не будет утомлять Янко своими личными переживаниями. Кроме того, ему нужно сосредоточиться, отойти на известное расстояние от мировых событий: находясь в их гуще, он постепенно начинает терять способность правильно судить о них. Он чувствует также — о, как мучительно! — пробелы в своих знаниях и хочет пополнить их. Он начал перевод «Государя» Макиавелли и надеется найти время окончить эту работу в Анатоле. Как и всегда, Борис говорил четко, не запинаясь, не подыскивая слов; речь его лилась легко и плавно. Янко был удивлен такой необычной для Бориса общительностью.
Вот какие соображения заставили Бориса взять отпуск на полгода. Но об одном пункте, и, пожалуй, самом важном, Борис всё-таки умолчал. На это у него также были особые причины. Это было открытие нефтяных источников в Анатоле, открытие, которое весьма и весьма занимало его, хотя он обмолвился об этом двумя-тремя словами. Если нефти найдено немного, то это дело нестоящее. Если же ее запасы и в самом деле столь значительны, как утверждают все английские газеты, в том числе и наиболее солидные, то этому вопросу надо уделить пристальное внимание. Трудно учесть заранее все возможные последствия этого открытия. Нефть может предопределить не только экономическую судьбу, но также и курс внешней политики его страны. При таком положении дел Борис должен оставаться здесь и тщательно за всем наблюдать, чтобы с самого начала не было совершено какой-нибудь ошибки. Дело идет не только о будущем, совершенно не предвиденном развитии его страны, но также и о первых ростках его личной карьеры, — карьеры, которая отвечала бы его честолюбию. Отказ от Лондона и большого света был весьма мучителен для Бориса, но он признал необходимость этого решения и принял его.
Борис встретил Янко с мягким дружелюбием, которого Янко никогда раньше не замечал в нем. Борис взял в долг у Мармороша пять тысяч крон и половину вручил Янко: «Пока нам всё принадлежит поровну!»
— Не пройтись ли нам как-нибудь вместе по городу, Янко? — спросил однажды Борис.
И действительно, вечером он отправился гулять с Янко по улицам. Появление Бориса вызвало настоящий фурор среди жителей Анатоля. Ведь это был Борис Стирбей, которому все предсказывали блестящую карьеру. Вот у кого можно поучиться, как должен одеваться подлинно светский человек. Что рядом с ним вся эта подчеркнутая элегантность Жака, например? Вот что значит Лондон! Борис был сама сдержанность и достоинство. Он никогда не позволял себе спешить. Он ненавидел резкие движения. От всего его существа исходила холодная любезность. Хотя взгляд его ни на чем подолгу не останавливался, однако он всегда всё замечал.
Борис болтал и даже шутил. Иногда он, по-видимому сам того не замечая, начинал говорить по- английски. Этим языком он владел в совершенстве. Может быть, у него была потребность говорить на языке, который он любил?
— Ты понимаешь меня, Янко?
— Говоря откровенно, с трудом. Я понимаю разве только каждое десятое слово.
— В таком случае, прости.
В городе было много новых лиц, удивительно много новых лиц, которых Борис никогда раньше не видал. Он остановился перед строившимся магазином Роткеля. «Вот как, — подумал он, — этот Роткель глядит дальше других!»
Антония и Гизела прошмыгнули из своего подъезда. С сумочками в руках, они, как всегда, быстро пошли по улице, как будто спешили по важному делу. Но они вышли только для того, чтобы посмотреть на Бориса Стирбея. Подумать только, ведь это Борис Стирбей из посольства в Лондоне! Сестры были одеты по последней моде, и где бы они ни появлялись, глаза молодых людей пристально следили за ними. Над ними немножко посмеивались, о них сплетничали. Обе они были замужем, и обе вернулись к отцу. О Гизеле говорили, что она не настоящая женщина, и поэтому ее муж, Мориц Хониг из Варшавы, после первой же ночи отправил ее назад к отцу. За Антонией многие ухаживали, а на Гизелу лишь смотрели с любопытством. Как можно ухаживать за женщиной, если она не настоящая женщина! Сестры добежали до ратуши, затем
