Барни Флейшер все еще сидел за столом — держал ручку, но не писал, а читал. Перед ним лежала папка в голубой обложке. Она всегда думала о Барни как о человеке, заканчивающем карьеру. Неужели его все еще привлекают к расследованиям?
Она подошла к нему и сказала:
— Простите, я хотела спросить, не знаете ли вы кого-нибудь из этих ребят?
Он закрыл дело об убийстве — на обложке стояло «Чанг» — и пробежал глазами по списку.
— Вам поручили рассмотреть нераскрытые дела?
— Я сама себе поручила, — усмехнулась Петра. — Гомес посоветовал мне посмотреть несколько старых файлов.
— Гений, — сказал Барни. — Хороший мальчик. Он мне нравится.
— Он с вами разговаривает?
— Время от времени. Любит послушать про старые времена. — Барни улыбнулся. — А кто ему расскажет, кроме старикашки вроде меня?
Он показал на дело Чанга.
— Это дело я вел пять лет назад. Сейчас мне уже ничего не поручают. Я бы уволился, только боюсь, это не пойдет мне на пользу.
Он снова посмотрел на список.
— Конни Баллу — старожил. Он был здесь задолго до моего прихода, лет за десять. Ушел около пяти лет назад.
Барни нахмурился.
— Что? — насторожилась Петра.
— Конни ушел при довольно… темных обстоятельствах.
— Какого рода?
— Он не умел пить. Мы все об этом знали, но покрывали его. Однажды он напился, сел за руль и врезался в здание на Кауэнга. Это скрыть было уже трудно.
— А каким он был следователем? В трезвом состоянии? Барни пожал плечами.
— Это случалось не слишком часто.
— То есть не Шерлок, — сказала Петра.
— Да. Правда, в прежние времена, я слышал, он был приличным следователем.
— А что скажете о его напарнике, Мартинесе?
— У Энрике больших проблем не было, но и особых талантов — тоже. Из-за Конни схлопотал большие неприятности. Начальство решило, что он обязан был докладывать о запоях Конни, и уволило его со службы. Так же, казалось бы, должны были поступить и со всеми другими напарниками Конни^но единственным козлом отпущения стал Энрике. Кажется, он ушел в Центральный район, на административную работу, но не знаю, долго ли там продержался.
— Он живет сейчас во Флориде.
— Что ж, разумно, — сказал Барни. — Он ведь кубинец.
Пьяница и бездарь. Понятно, почему дело Марты Добблер не было раскрыто. Однако оно не было передано другому следователю. Петра поинтересовалось, почему.
— Шулкопф, — сразу ответил он.
— Он что же, не передает нераскрытые дела?
— Он этого не любит. Пусть лучше так и лежат нераскрытыми. Людей не хватает, да и борьба с бандами для него — вопрос первостепенной важности. Вы об этом не знаете, потому что вы свои дела раскрываете.
Барни снял очки и потер покрасневшую переносицу. Глаза у него были голубые, большие и чистые, окруженные сетью морщинок.
— Знаю, вы его не любите, Петра, но вряд ли на его месте я поступил бы иначе. Всегда встает вопрос о приоритетах. Дела остывают не без причин.
— Кто сказал, что я его не люблю?
Барни улыбнулся, и Петра не сдержала улыбки. Он снова взглянул на список и сказал:
— Джек Хастад умер. Самоубийство. С работой не связано. Мы с ним иногда играли в гольф. Джек выкуривал в день по четыре пачки, заработал рак легких. Ему делали химиотерапию. Он перестал на нее ходить и вместо этого принимал анальгетики. Не могу сказать, что он поступил нерационально. Согласны?
— Да, — сказала Петра.
— Вот так-то.
— Спасибо, Барни.
— Полагаю, — добавил старый детектив, — что вы хотите держать ваше расследование в секрете.
— Это было бы неплохо, — подтвердила Петра.
— Без проблем, — сказал Барни. — Я его тоже недолюбливаю.
ГЛАВА 13
На следующий день, в полдень, Мак предложил встретиться по поводу стрельбы у «Парадизо». Он, Петра и Люк Монтойя ели сэндвичи в маленькой комнате совещаний и сравнивали записи. Сорокалетний Монтойя был лыс, мускулист, лицо, как у кинозвезды, а таких длинных ресниц у взрослого человека Петра больше никогда не видала. На нем красовались спортивный кремовый пиджак, бежевые полотняные брюки, белая рубашка и бледно-голубой галстук. Очень аккуратный, однако выглядел он подавленно и почти не говорил.
Мак облачился в обычный серый костюм из синтетики, его лицо было непроницаемо.
Мак и Люк опросили целую армию свидетелей. Результат нулевой. Не было даже слухов о какой-нибудь местной группировке.
Петра рассказала о лживой Сандре Леон.
Люк задумчиво пожевал нижнюю губу, а Мак сказал:
— Выходит, мы не знаем, где девчонка живет. Петра покачала головой.
— А ее врач? Может, он знает?
— Я оставила ему сообщение на автоответчике.
— Попробуй добраться до него, не дожидаясь конца его отпуска. А я займусь Комптоном. В прошлом году после концерта с рэп-музыкантами на автостоянке была стрельба. Уложили троих. Дело осталось нераскрытым, но кое-что следствие нарыло. Надо бы сравнить с нашими идеями. Посмотреть, что за компания там собралась, и все такое.
Петра снова позвонила в офис доктора Роберта Кацмана, пообщалась с автоответчиком, затем набрала номер онкологического отделения и поговорила с секретарем. Та переадресовала ее к администратору отделения, женщине по имени Ким Пагионидес.
— Сандра Леон, — сказала Пагионидес таким тоном, что было ясно: девушку эту она знает и не одобряет.
— Вы ее недавно видели? — спросила Петра.
— О нет. — Нервический смешок. — Нет, не видела. Когда доктор Кацман вернется, попрошу, чтобы он с ней связался.
— Мне нужно немедленно с ним поговорить.
— К сожалению, он сейчас очень занят.
— Я — тоже. Где он сейчас находится?
— Он в пути. Объезжает разные города. Распространяет материалы четырех научных конференций. Важные документы. Мы говорим о спасенных жизнях.
— А я говорю о разрушенных. Так что, может быть, добрый доктор уделит мне внимание?
Молчание.
