— Извините, это все, что я могу сообщить.
— О господи, — вздохнула Клара. — Неужто государственная тайна?
Она служила старшим библиотекарем в отделе научной литературы. Ей исполнился сорок один год. Она была умной и образованной женщиной, с полными икрами, тяжелой грудью, длинными волнистыми ярко- рыжими волосами, которые подбирала возле висков заколками. Кожа на лице, словно персик.
Клара питала слабость к студентам-выпускникам. Репутация Айзека была широко известна, и Клара, мать двоих талантливых детей, старалась всегда прийти юному гению на помощь.
С первой встречи Айзек представлял Клару в своих пылких фантазиях.
Потом ее потеснила Петра. Тем не менее, когда он видел Клару вот в таких ярких платьях с цветочным рисунком…
Сегодня платье было бледно-зеленое с набивным рисунком — белые пионы и желтые бабочки. Облегающая тело ткань — не шелк, но похожа на шелк…
— «…Живи в земле, о которой Я скажу тебе, странствуй по сей земле» [14], — провозгласила Клара, сверкнув белоснежной улыбкой.
— Извините, — сказал он. — Знаю, это звучит уклончиво, но я действительно ничего больше не смогу прибавить.
— Официальное полицейское задание, да? «Неужели она подмигнула?»
— Ничего сенсационного, — ответил он.
— Они хорошо к вам относятся?
— Очень хорошо.
— И все же, — сказала она, — здесь все совсем по-другому. И взмахнула пухлой рукой в сторону стеллажей, наполненных книгами.
— Да, по-другому, — согласился он.
Клара нагнулась над столом и прикусила ластик на конце карандаша. Роскошная грудь при этом движении колыхнулась.
Ему нравилось, как зрелые женщины… может, с ним что-то не так?
То, что было «не так», заключалось в позднем сексуальном развитии. Даже после двух неудачных встреч с проститутками, которые ему устроил Флако Джарамилло, Айзек оставался несчастным девственником.
— Вы нормально себя чувствуете, Айзек? — спросила Клара. — Вы кажетесь усталым.
— Все хорошо.
— Ну, если вы так говорите…
Она прокатила карандаш по своему бедру.
— Что ж, это и все, что мне удалось для вас сделать. Она устремила золотисто-зеленые глаза на компьютерную
распечатку, которую положила ему на стол. 28 июня произошли сотни исторических событий. Теперь у него было все.
Возможно, ключ где-то здесь, в историческом прошлом, но если он и там, сейчас Айзеку было не до того.
— Я очень вам благодарен, Клара.
— Мне это доставило удовольствие.
Она подошла еще ближе, и он почувствовал сладкий запах мыла и воды. В ее взгляде читалась озабоченность, и она уже не улыбалась.
— Вы действительно выглядите усталым. Особенно здесь.
Бледной рукой дотронулась до кожи под его глазами. Кончик пальца прошелся по его правой щеке, и электрический разряд опалил ему бедра. Он скрестил ноги, надеясь, что Клара не заметила эрекции.
Она улыбнулась. «Неужели все-таки заметила?»
— Я теперь во всеоружии, — сказал он.
— Это хорошо. Приятно, что вы уверены в себе. Студенты делятся на две группы: лодырей и тружеников. Вы относитесь к последней категории, Айзек. Вы всегда здесь. Один.
Он сидел в дальнем углу помещения, окруженный старыми и старинными ботаническими атласами. С тех пор как открылась библиотека Ливи, студенты младших курсов занимались там. Огромное, великолепно отреставрированное помещение Доэни служило выпускникам, но занимались здесь все по очереди.
Иногда кто-то забредал сюда в поисках редкого текста. Чаще всего Айзек сидел здесь один. Не то что дома: там он делил тесную комнату с братьями, а в окна доносился шум с улицы…
— Я очень люблю одиночество, — признался он.
— Я это знаю.
Клара откинула с лица волну медных волос. Это лицо ни в коем случае нельзя было назвать красивым. Скорее… приятное. Чистое.
— Моя дочь Эми хочет стать врачом. Хирургом, никак не меньше. Она достаточно умна, но я ей говорю: «Тебе двенадцать лет, времени хватит, чтобы сделать окончательный выбор». Она получает только отличные оценки. Так что, возможно, все будет, как она захочет.
— Вы должны ею гордиться, — сказал Айзек.
— Я и горжусь. И ее братом — тоже.
Сейчас она улыбалась по-другому. Открытая материнская улыбка. Неожиданно Айзек представил себе, как она кормит грудью ребенка… но вдруг эти тяжелые груди заслонили ему все пространство. Она наклонилась к его лицу и подставила губы.
Он словно ступил с обрыва. Ее язык пах лимоном, сладким лимоном леденцов. Неужели она все подстроила? Такая возможность возбудила его еще больше, он готов был выпрыгнуть из штанов.
Теперь она сидела у него на коленях — мягкий, ощутимый вес — и обнимала его. Он гладил ее по спине, груди, просунул руки под платье, трогал гладкую плоть. Гладкие бедра, теплые и влажные… Она ему все позволяла, не останавливала.
Затем она взяла его за руку, положила на шелковую ткань. Бабочки подпрыгнули. Уже положив его на пол, она сказала:
— Ох, Айзек, извини. Этого делать не следовало. Неуклюже двинув бедрами и подняв глаза к потолку, она
стянула с себя трусики.
ГЛАВА 33
Петра сидела за столом и удивлялась, почему Айзек не появился ни вчера, ни сегодня.
Спросила у Барни Флейшера, видел ли он парня.
— В среду, — сказал Флейшер. — Сидел здесь часов до восьми.
— Что, совсем один?
— Я был здесь, — напомнил Барни. — О Шулкопфе слышали?
— Нет, а что?
— Развелся с третьей женой. Старик усмехнулся.
— Это же Лос-Анджелес, — сказала Петра.
— Да, не забыл.
Петра уселась. Устала после собрания. Работа следователя не из легких.
Следуя логике, надо бы немедленно бросить все усилия на поиск Омара Селдена, главного подозреваемого в побоище у «Парадизо». Петра должна была оформить нужные бумаги и найти подходящее объяснение тому, как детективы вышли на такого свидетеля, как Леон. Ей предложили сидеть, ничего не предпринимая, пока отдел по особо опасным преступлениям не выдаст дальнейшие указания.
