В базе данных Департамента транспортных средств калифорнийского адреса Джэгер не значилось, зато там была указана улица в Сакраменто, на которой проживала Сара Ребекка Касагранде. Петра узнала номер ее телефона из справочника Сакраменто и позвонила.
Ответил секретарь семейной медицинской клиники. Доктор Касагранде была с пациентом.
— Какая у нее специализация?
— Психолог. Вообще-то, она ассистент психиатра.
— Это что-то вроде медсестры?
— Нет. Доктор Касагранде недавно защитила докторскую диссертацию. Ее руководители — Эллис и доктор Гольдштейн. Если хотите попасть на прием…
— Я — детектив Коннор. Из лос-анджелесской полиции. Будьте так добры попросить ее позвонить мне.
Петра продиктовала телефон.
— Полиция?
— .Не беспокойтесь, пожалуйста, — сказала Петра. — Это старое дело.
Затем она попыталась выйти на Эмили Пастерн, единственную подругу, с которой Баллу не удалось поговорить.
Телефон пикнул на пятом звонке, и веселый женский голос сказал: «Это дом Эмили и Гарри Дейзи. Сейчас нас нет дома, но если вы оставите…»
Петра дождалась конца сообщения. К словам не прислушивалась, потому что ее внимание привлек посторонний шум.
Слова Эмили Пастерн сопровождались собачьим комментарием.
Собачий лай.
Когда она повесила трубку, мимо ее стола прошел Мак Дилбек, печально посмотрел на нее и отправился в мужской туалет.
Петра вышла, подождала в коридоре. Когда Мак вышел, то почти не удивился.
— Что-то случилось, Мак?
— К сведению, — сказал он. — Ваше предложение насчет фотографии было удачным.
— Спасибо, — сказала она.
— Это хотя бы что-то, Петра. Этим динозаврам такое и в голову бы не пришло. — Его глаза блеснули. — Мне только что позвонила мать одной из жертв преступления. Тот веснушчатый мальчишка, Далкин, который хотел быть крутым. Бедная женщина рыдала. Хотела узнать, как продвигается следствие. Что я мог ей сказать?
Он хлопнул в ладоши. От громкого, словно выстрел, звука Петра едва не подскочила.
— Видите, что происходит, Петра? Мы выдаем им главного подозреваемого на блюдечке с голубой каемочкой, а они даже задницы не поднимут, чтобы найти его и арестовать. — Мак оглянулся, словно отыскивая место, куда сплюнуть. — Специализированное полицейское отделение. Все, чем они занимаются, это проведение собраний, с планшетами и диаграммами. Словно это футбол. Возможно, придумали себе какое-нибудь красивое название. «Боевой аллигатор» или что-нибудь еще в этом роде.
Он покачал головой. Напомаженные волосы не шевельнулись, но веки нервно подергивались.
— Прохлаждаются, — продолжил он, — пока Селден не узнает, что они пустились на его поиски, и не сбежит. Может, он уже сбежал.
Мак казался старым, усталым, жалким. Петра его не утешала. Такой человек, как Мак, плохо воспримет утешения.
— Тягомотина, — сказала она.
— Супертягомотина. Шоу «Клетка глупостей», — он нервно улыбнулся, на шее вздулись вены, заходили желваки. — Кстати, я пошутил.
Петра улыбнулась.
— Когда дома я высказываюсь подобным образом, все говорят, что шутка не получилась. Хотите верьте, хотите нет, но раньше я был весельчаком. Когда служил в армии на Гуаме, участвовал в театральных представлениях, и знаете — публика смеялась.
— Музыкальное представление? — спросила Петра.
— У нас были гавайские гитары. Он вдруг покраснел.
— В женщин мы не переодевались, этого не было. Я тогда умел пошутить. А сейчас? Юмор испарился. Неуместен.
Его смущение передалось и Петре. Она рассмеялась больше для себя, чем для него.
— Приходите ко мне почаще, Мак, и шутите вволю.
— Обязательно, -' сказал он и пошел прочь. — Именно это мы и называем полицейской работой, верно?
Петра смотрела ему вслед, пока он не исчез за углом. Люди всегда ее удивляли.
Вернулась к столу и увидела Айзека, сгорбившегося над ноутбуком.
Петра снова взяла дело Добблер и стала вчитываться в него, словно в Библию.
К половине шестого в пятницу ни доктор Сара Касагранде, ни Эмили Пастерн ей не позвонили. Петра сделала еще одну неудачную попытку. Все отправились на уик-энд.
Энергия, накопленная в результате мозгового штурма с Айзеком, неожиданно испарилась. Петра подошла к его столу. Он перестал печатать, закрыл файл. Выскочила заставка с Альбертом Эйнштейном. Гений в смешном галстуке-бабочке. Дико взлохмаченные волосы. Но глаза Альберта…
Айзек закрыл крышку ноутбука. Может, он не хотел, чтобы она что-то увидела?
— Не хотите пойти пообедать? — спросила Петра.
— Спасибо, но я не могу.
Он опустил взгляд и принялся разглядывать линолеум пола, и Петра приготовилась выслушать ложь.
— Я обещал матери, что буду больше времени проводить дома.
— Это похвально.
— Она всегда очень много готовит и страшно обижается, если ее стряпню некому есть. Отец, конечно, принимает участие, но этого ей недостаточно: она хочет, чтобы за столом собирались все. Младший брат обычно приходит поздно, а старший ест иногда на работе, а потому приходит домой и сразу отправляется спать.
— Остаетесь вы, — сказала Петра. Он пожал плечами.
— Сейчас уик-энд.
— Я действительно думаю, что все это очень хорошо, Айзек. К матери надо относиться бережно.
«Ну, только тебе об этом и говорить». Он нахмурился. «Клара, ее дети…»
— Вы нормально себя чувствуете? — спросила Петра.
— Устал.
— Для этого вы еще слишком молоды.
— Иногда, — сказал он, — я не чувствую себя молодым.
Петра смотрела, как он уходит со своим тяжелым кейсом. Что-то явно на него давит. Может, наркоман Джарамилло? Может, следует ослушаться детективов из Даунтауна и поговорить с мальчиком?
Нет, это уж точно плохая идея.
И все же они поставили ее в неудобное положение. Втянули в неоплаченную работу — присматривать за юношей — и лишили права что-нибудь предпринимать.
Быть нянькой, как и прежде.
Может ли быть, чтобы Айзек сделал что-то предосудительное и не предупредил ее об этом?
Ведь они вместе работают над делом 28 июня.
У Петры разболелась голова. Пора обедать. Еще одна одинокая ночь. Может, в выходные позвонит Эрик.
И он тут же позвонил, словно она наколдовала.
