веснушек, а глаза — цвета охлажденного чая или какого-то другого напитка, который в данный момент был налит в ее бокал.
Возле ног лежала причина, из-за которой она выбрала дворик.
Такую огромную собаку Петра увидела впервые. Пятнистая, с массивными костями, уши купированы до маленьких выступов. На теле и на морде складками свисала кожа. Форма головы, как у бегемота. Собака уткнула ее в каменный пол.
Огромная, как бегемот.
Петра остановилась, потому что собака подняла голову. Осмотрела Петру крошечными глазками, окруженными красной каймой. Умные глаза. Ну до чего огромная! Верхняя губа приподнялась, обнажились зубы, как у акулы.
Эмили Пастерн нагнулась и что-то шепнула собаке. Глаза животного прикрылись, и она вроде бы снова уснула или что уж там делают сторожевые собаки в свободное время.
Петра не пошевелилась.
— Все нормально, — успокоила ее Пастерн. — Просто сядьте с той стороны.
Она указала на стул, стоявший дальше всего от собаки.
— Она спокойно себя ведет, если не стараешься слишком быстро с ней подружиться.
Собака приподняла веко.
— В самом деле, — сказала Пастерн. — Все в порядке. Петра поставила стул подальше от «бегемота».
— Хорошая девочка, — прошептала Пастерн на ухо собаке.
Петра протянула руку.
— Петра Коннор.
— Эмили.
Пальцы Пастерн были длинными, прохладными и мягкими.
Собака лежала неподвижно. Уверившись в том, что ее нога не находится в непосредственной близости от собачьей пасти, Петра постаралась успокоиться.
— Это Дейзи?
— Нет. Дейзи осталась дома. Неужели у нее два таких чудища?
— Откуда вы знаете о Дейзи? А, вы ее слышали на автоответчике. Нет, это София, маленькая сестренка Дейзи.
— Маленькая? — поразилась Петра.
— Фигурально выражаясь, — пояснила Пастерн. — Я говорю в порядке рождения. Дейзи — десятилетний королевский спаниель. Она весит пятнадцать фунтов.
— Чуть полегче Софии. Пастерн улыбнулась.
— София любит покушать.
— А какой она породы?
— Мастино. Неаполитанский мастифф.
— И что, так и приехала из Италии? Пастерн кивнула.
— Мы ее ввезли. Она замечательная защитница.
— Дейзи на ней катается?
— Нет, на ней ездят мои дети.
Разговор о собаках расслабил женщину. Пора и за дело.
— Спасибо вам, Эмили, за то, что согласились со мною встретиться.
— Не за что.
Пастерн посмотрела поверх стеклянных дверей. Подошел тонкий женоподобный официант, и Петра заказала кофе.
— Дневную смесь?
— Конечно.
Он ушел озадаченный. Пастерн сказала:
— Они к этому не привыкли. Вы его не расспросили. Большинство здешних посетителей относятся к кофе очень разборчиво.
— Половина кофеина, семнадцать драхм соевой пены, одна пятая кенийского, четыре пятых ямайского и чуть-чуть занзибарской гвоздики.
Пастерн продемонстрировала красивые зубы.
— Вот именно.
— Мне не важно, лишь бы не было октана, — сказала Петра. Явилась большая кружка чего-то темного и горячего. Официант покачал ее над столом. Пошутил, должно быть: столешница была выложена мозаичной керамикой. Из синих, желтых и зеленых кусочков складывались грациозные цветочки. Петра провела пальцами по контурам. Красивая работа, но непрактично.
— Нравится? — спросила Пастерн. — Кафель.
— Очень красиво, — сказала Петра.
— Моя работа.
— В самом деле? Просто замечательно.
— Я сейчас мало этим занимаюсь, — сказала Пастерн. — Трое детей, муж ортодонт.
Первое обстоятельство объясняло ее признание, а второе казалось странноватым.
— Заняты, — кивнула головой Петра.
— Еще бы… но скажите мне, детектив, почему шесть лет назад никто со мной не говорил? Моих подруг, тех, что были в театре, допрашивали.
«Потому что следователь, работавший по делу, был запойным алкоголиком и не стал дозваниваться до вас, когда первый раз это у него не получилось».
— Миссис Джэгер и доктора Касагранде? — спросила Петра.
Пастерн подняла тонкие брови.
— Сара — доктор?
— Она физиолог в Сакраменто.
— Подумать только! — воскликнула Эмили Пастерн. — Она всегда говорила, что собирается стать терапевтом, но я не верила, что это произойдет. В Сакраменто ей повезло.
— Сколько времени она живет там?
— Они с мужем переехали туда вскоре после убийства Марты. Алан — лоббист, ему нужно было все время находиться в столице штата. А как дела у Сары?
— Я с ней пока не говорила. С Мелани Джэгер тоже не удалось связаться.
— Мел во Франции, — сказала Пастерн. — Переехала туда два года назад. После развода. Хотела найти себя.
Она помешала ложкой чай.
— Детей нет, может ехать, куда хочет.
— Ну и как? Нашла себя? — поинтересовалась Петра. Пастерн отбросила назад красивые рыжие волосы.
— Она думает, что она художник. Живописец.
— И что, таланта не оказалось?
Петра погладила столешницу. Этим жестом она хотела сказать: «…в отличие от вас, Эмили».
— Не хочу злословить, мы ведь были подругами, но… странно: в Долине я осталась одна… так почему со мной никто не говорил?
— Из того, что мне удалось узнать, детектив не смог с вами встретиться.
— Он звонил, когда меня не было дома. Оставил свой телефон, — сказала Пастерн. — Я ему позвонила.
Петра пожала плечами.
— Шесть лет, — сказала Пастерн. — Что за причина, по которой снова обратились к этому делу?
— Ничего драматического. Нам просто захотелось почистить дела.
Пастерн нахмурилась.
— Вы местная?
