Приходите сюда днем и увидите, что она имеет вот такой темно-зеленый цвет... — Он остановился и посмотрел на окружающих, ища подтверждения своим словам.
Вперед вышел помощник шерифа. На латунной пластинке, укрепленной над одним из карманов, было написано: «ГОТЬЕ». Под ней — несколько рядов нашивок. На вид ему было лет пятьдесят пять. У него были усталые серые глаза.
— Мы собираемся сделать все, чтобы найти вашу мать, мисс Дикинсон, — сказал он, обнажая ровные пожелтевшие от табака зубы. — Вертолеты будут продолжать поиск над шоссе в тридцатикилометровом радиусе. Что касается водохранилища, то моторки с плотины, высланные сразу же, прочесали каждый квадратный сантиметр поверхности. Вертолеты просматривают ее еще раз, просто на всякий случай. Но под водой мы действительно сейчас не в силах ничего сделать.
Он говорил тихо и решительно, стараясь передать весь ужас положения обычными, неужасными словами. Если Джина там, под водой, то никакой срочности уже нет.
Руки Мелиссы месили невидимый комок теста. Она зло взглянула на говорившего, губы ее кривились.
Чикеринг нахмурился и подошел на шаг ближе.
Мелисса зажмурила глаза, вскинула руки, и из груди у нее вырвался душераздирающий крик. Закрыв лицо руками, она согнулась в талии, словно ее схватили колики.
— Нет, нет, нет!
Майло сделал движение, чтобы подойти к ней, но я опередил его, и он отступил. Взяв ее за плечи, я притянул ее к себе.
Она стала сопротивляться, без конца повторяя слово «нет».
Я держал ее крепко, и постепенно она расслабилась. Даже слишком. Одним пальцем за подбородок я приподнял ее лицо. Плоть была холодной на ощупь и напоминала пластик. Я как будто хотел придать нужную позу манекену.
Она была в сознании и дышала нормально. Но глаза у нее были неподвижны и несфокусированы, и я знал, что если отпущу ее, то она рухнет на землю.
Люди в форме стояли и смотрели. Я решил попытаться увести ее.
Она застонала, и кое-кто из них вздрогнул. Один отвернулся, его примеру последовали другие. Постепенно почти все стали возвращаться к «роллсу».
Чикеринг и Готье задержались возле нас. Чикеринг некоторое время пристально смотрел на меня с озадаченным и раздраженным выражением, потом пожал плечами и присоединился к группе людей, которые наблюдали за машиной. Готье, приподняв одну бровь, смотрел ему вслед. Потом, повернувшись опять ко мне, взглянул на Мелиссу и озабоченно покачал головой.
— Все нормально, — сказал я. — Я бы хотел увезти ее отсюда, если не возражаете.
Готье кивнул. Чикеринг стоял и смотрел на воду.
Дон Рэмп стоял отдельно от всех, и ноги у него были по щиколотку заляпаны грязью. Он как-то неожиданно превратился в хилого сгорбленного старика.
Я попробовал привлечь его внимание и подумал, что мне это удалось, когда он повернулся в мою сторону.
Но он смотрел мимо меня, и глаза его были такого же цвета, как и грязь, облепившая его туфли.
Вертолеты улетели дальше, и их мушиное жужжание доносилось откуда-то с севера. Внезапно мои ощущения раздвинулись, словно объектив камеры. Я услышал, как вода плещется о берег. Почувствовал острый хлорофилловый запах подлеска и характерную вонь подтекающего моторного масла.
Мелисса шевельнулась, подавая признаки жизни. Словно открывающаяся рана.
Она тихо плакала, повинуясь какому-то ритму. Ее горе выливалось в высокий, жалобный стон, который метался над водой и над голосами людей на берегу, обсуждавших случившееся.
Майло нахмурился и переступил с ноги на ногу. Он стоял у меня за спиной, а я этого не заметил.
Возможно, именно это движение вывело Рэмпа из транса. Он направился в нашу сторону, сделал с полдюжины неуверенных шагов, но потом передумал и резко повернул назад.
24
Мы с Майло наполовину довели, наполовину дотащили Мелиссу до моей машины наверху. Майло вернулся к «роллсу», а я повез ее домой, готовый провести сеанс лечения. Она откинула голову назад и закрыла глаза, и к тому времени, когда я добрался до конца горной дороги, она легонько посапывала.
Ворота дома на Сассекс-Ноул были открыты. Я донес Мелиссу на руках до входной двери и постучал. Через какое-то время, показавшееся нам довольно долгим, дверь открыла Мадлен, одетая в белый хлопчатобумажный халат, застегнутый до самого подбородка. Ее круглое лицо не выразило ни малейшего удивления, у нее был вид человека, привыкшего стойко сносить удары судьбы и переживать горе в одиночестве. Я прошел мимо нее в огромную переднюю комнату и опустил Мелиссу на один из мягких диванов.
Мадлен быстро ушла и вернулась с одеялом и подушкой. Встав на колени, она приподняла голову Мелиссы, подсунула под нее подушку, сняла с Мелиссы кроссовки, укрыла ее одеялом и подоткнула концы в ногах.
Мелисса повернулась на бок, лицом к спинке дивана. По-беличьи повозилась под одеялом. Пару раз сменила положение, потом из-под одеяла высунулась рука с отставленным большим пальцем. Рука полностью выпросталась, и большой палец приложился к нижней губе девушки.
Не вставая с колен, Мадлен отвела прядку волос с лица Мелиссы. Потом она встала, поправила платье и устремила на меня сурово-выжидательный взгляд, требующий информации.
Я поманил ее согнутым пальцем, и она последовала за мной через всю комнату, подальше от Мелиссы.
Когда мы остановились, она оказалась совсем рядом со мной; она тяжело дышала, большая грудь ее вздымалась. Ее волосы были туго заплетены. От нее пахло одеколоном типа розовой воды.
— Только машина, месье?
— К сожалению. — Я сказал ей о поисках с вертолетов. Ее глаза оставались сухими, но она торопливо провела по ним костяшками пальцев.
Я сказал:
— Она все еще может быть где-то в парке. Если это так, то они найдут ее.
Мадлен ничего не ответила на это, только потянула себя за палец, пока не щелкнул сустав.
Мелисса с большим пальцем во рту несколько раз причмокнула. Мадлен взглянула на нее, потом опять повернулась ко мне.
— Вы останетесь, месье?
— Пока останусь.
— Я буду здесь, месье.
— Очень хорошо. Мы подежурим по очереди.
Она не ответила.
Мне показалось, что она не поняла меня, и поэтому я повторил:
— Будем сидеть с ней по очереди. Чтобы не оставлять ее
Но и на этот раз она не подала никакого знака согласия. Просто стояла как вкопанная, и глаза у нее были словно осколки гранита.
Я спросил:
— Вы что-то еще хотите сказать мне, Мадлен?
— Нет, месье.
— Тогда можете идти отдыхать.
— Я не устала, месье.
Мы сидели у противоположных концов дивана, на котором спала Мелисса. Мадлен вставала несколько раз, чтобы поправить одеяло, хотя Мелисса почти ни разу даже не шевельнулась. Мы не разговаривали. Время от времени Мадлен щелкала суставом очередного пальца. Она дошла до десятого, когда звякнул дверной звонок. Поспешив в передний холл со всей грацией, на какую было способно ее крупное тело, она открыла дверь и впустила Майло.
