Выживает сильнейший

На вопрос Робин, как выглядит Зина, я ответил:

– Странная особа, примерно то, что ты себе и представляла.

Часом раньше мы с Робин занимались любовью – нам обоим хотелось этого. Однако у меня была и дополнительная причина: на пользу пойдет все, что поможет плоти противостоять бешеному напору страсти мадам Ламберт.

Мысль о ее ласках была неприятна, однако четыре, если не пять, отнятых человеческих жизней примирили меня и с нею.

Я сидел на принадлежавшей Эндрю кушетке, слушал его музыку, листал его книги. Просмотрел несколько страниц «Науки наизнанку», в которой профессор Юстэйс делился своими соображениями по поводу фонда Лумиса.

Профессор рассуждал на весьма далеком от корректной научной критики языке. Юстэйс с негодованием обрушился на расистские взгляды, оправдывавшие использование фактически рабской рабочей силы в некоторых азиатских странах, на финансирование исследований по евгенике в таких научных центрах, как университет в Апексе, Кейстоунская школа, университет в Нью-Доминион.

Зазвенел поставленный на половину десятого будильник. Сунув книгу под подушку, я прошел в гараж и вывел из него «карманн-гиа». С улицы доносились веселые голоса детей, из окон соседних домов тянуло запахами готовящегося ужина. По Фэйрфакс я добрался до бульвара Сансет и свернул на восток. Через двадцать минут машина катила по улице Лириков.

Поздний час для коктейлей. Достаточно поздний, надеялся я, чтобы устроиться где-нибудь в уголке и просто наблюдать за весельем гостей. Хорошо, если бы хозяйка оказалась более занятой своими старыми друзьями, нежели мною.

Машина ползла по уходящей вверх почти неосвещенной улочке. Оставленные на обочине автомобили гостей вереницей тянулись от самого перекрестка с Рондо-Виста. Все, ближе уже не подъехать, до дома придется идти пешком.

Я примерил солнечные очки. В темноте ночи они превращали меня едва ли не в слепого, и я сунул их в карман, присматриваясь на ходу к стоящим по обеим сторонам машинам. Самые обычные марки, ни одного фургона. За шторами близлежащих домов кое-где горели огни, но большинство окон оставались мертвыми. Ночной ветер чуть разогнал привычный смог, и в разрывах между строениями виднелись где-то далеко внизу уличные неоновые фонари. Из домика Зины неслись приглушенные звуки музыки.

Калипсо, то же, что я уже слышал в магазине.

Стук кастаньет, веселые голоса. Люди собрались, чтобы отдохнуть после трудовой недели.

Кто они? Сколько из них являются убийцами? Если, конечно, там вообще есть убийцы.

Убивать, руководствуясь безумной идеей генной чистки? Или же просто для развлечения?

Либо сочетание первого со вторым.

Прецедент мне известен. Семьдесят лет назад два молодых человека с заоблачным уровнем интеллекта истыкали ножами четырнадцатилетнего чикагского мальчика. Движимые, по их словам, желанием бросить вызов обществу, совершив начисто лишенное каких-либо мотивов преступление.

Однако эти двое, Леопольд и Леб, оказались сексуально нестабильными психопатами, и я готов был спорить, что загадка DVLL уходит корнями куда глубже, нежели в бесчеловечную фантазию чьего-то извращенного разума.

Я стоял перед белым с синей дверью домом. Из-под опущенных штор местами пробивался слабый свет. Оглянувшись, я бросил взгляд на выстроившиеся вдоль дороги машины.

Интересно, Майло уже здесь? И успел не только переписать в блокнот номера, но и сообщить их Даниэлу, чтобы тот быстро прогнал цифры через компьютер?

Калипсо сменил Стравинский.

Кассету явно прихватили из книжного магазина.

Расчетливая экономия? Напитки, видимо, тоже из самых дешевых.

Хотя это не имеет значения, пить я все равно не буду.

* * *

Дверь была заперта, и мне пришлось несколько раз нажать на кнопку звонка, прежде чем ее открыли. На пороге стоял мужчина лет тридцати с пшеничной бородкой торчком и очень короткой стрижкой, в серой фланелевой майке, заправленной в коричневые брюки. Рука его сжимала стакан с желтоватой маслянистой на вид жидкостью.

Маленькие настороженные глаза. Узкие неулыбчивые губы.

Распахнутую ровно на ширину тела дверь придерживали грубые пальцы. Под ногтями грязь. Часть комнаты за его спиной освещалась цветными лампочками елочной гирлянды, другая половина оставалась во мраке. Я рассмотрел несколько лиц и чьи-то двигающиеся рты; слова заглушала музыка.

– Да? – не услышал, а скорее увидел я.

– Эндрю Десмонд. Меня пригласила Зина.

Мужчина поднял вверх указательный палец и прикрыл дверь. Прошло несколько минут, прежде чем в проеме появилась хозяйка. На Зине было платье до пола из великолепного голубого шелка, затканного лимонного цвета орхидеями. Длинные рукава, глубокое декольте, высокий, до талии, разрез на бедре. Надень его женщина с более крупной фигурой, платье смотрелось бы как бесформенный балахон. Но полупрозрачный, струящийся по телу Зины шелк лишь выгодно подчеркивал изящную линию бедер, делал ее зрительно выше ростом.

Декольте, разрез... Сознательное упрощение доступа к сокровищам?

– Я начала было думать, что ты не появишься. Решил элегантно опоздать?