Доктор Смерть

и я отдернул руку.

Я столько лет слушаю, как люди говорят мне о своей боли, и уже научился делать это профессионально. И все же мне до сих пор ненавистно это занятие. Я стоял и слушал, а Стейси дрожала и всхлипывала. Ее голос забирался все выше и выше и наконец перешел в пронзительный визг испуганной чайки. Вдруг девушка перестала трястись и умолкла. Ее руки метнулись вверх — словно поднялось забрало, открывая лицо. Но голова осталась опущенной. Стейси что-то пробормотала, прижимаясь губами к рулю.

Нагнувшись, я уловил одно слово: «исчезает».

— Что?

Она зажмурилась, открыла глаза, повернулась ко мне. Движения тяжелые, неуклюжие.

— Вы о чем? — сонно переспросила девушка.

— Стейси, что исчезает?

Она небрежно пожала плечами.

— Всё.

Мне не понравился ее смех.

* * *

Наконец мне удалось уговорить Стейси выйти из машины, и мы молча пошли по асфальту на север, вдоль берега. Человек с металлоискателем превратился в пульсирующую точку.

— Закопанные сокровища, — вдруг сказала Стейси. — Этот тип верит в них. Я видела его вблизи, ему лет под семьдесят, но он все собирает монетки... Послушайте, мне очень неловко, что из-за меня вы сюда приехали. Извините за хамство по телефону. Я взъелась на вас за то, что вы сотрудничаете с полицией. Вы имеете полное право заниматься тем, чем считаете нужным.

— Неприятности были неизбежны, — сказал я. — Твой отец дал добро, но тебя в известность не поставил. А если передумал, не предупредил меня.

— Я ни о чем не догадывалась. Отец очень завелся, когда к нему пришел с расспросами этот фараон. Папа терпеть не может, если что-то происходит помимо его воли.

— И все же я считаю, что мне лучше, отказаться...

— Нет, — остановила меня Стейси. — Из-за меня не надо идти на это. Я ничего не имею против — мне действительно все равно. Кто я такая, чтобы отнимать у вас заработок?

— Стейси, ничего страшного не произойдет...

— Нет, я настаиваю. Кто-то убил этого человека, и мы должны сделать все возможное, чтобы узнать, кто это сделал.

Мы.

— Ради торжества правосудия, — продолжала Стейси. — Ради общества. Кем бы он ни был, нельзя допустить, чтобы такое сходило с рук.

— Как ты относишься к доктору Мейту?

— Почти никак — ни хорошо, ни плохо. Доктор Делавэр, во время наших предыдущих встреч я никогда не была с вами до конца искренна. Не говорила о том, как плохи дела у нас в семье. Но это действительно так — мы почти не общаемся друг с другом. Мы живем вместе — существуем рядом. Но... нас ничто не связывает.

— Это началось с болезни твоей матери?

— Нет, раньше. Когда я была маленькой, а мама здоровой, нам, наверное, было очень весело вместе, но я ничего не помню. Не поймите меня превратно — я вовсе не хочу сказать, что она была мне плохой матерью. Она делала все, что нужно. Но я никогда не чувствовала... не знаю, объяснить словами это очень трудно. Мама словно была сделана из воздуха — ее никак не удавалось схватить... Я никак не могу решить, доктор Делавэр, как относиться к ее поступку. Отец и Эрик во всем винили Мейта, у нас дома стало главной темой обсуждение, какое же он чудовище. Но это неправда, они просто никак не могли признать правду: мама сама приняла это решение, ведь так?

Она повернулась ко мне, ожидая настоящего ответа, а не профессиональной реакции психолога.

— В конечном счете, так, — согласился я.

— Мейт просто был транспортным средством — мама могла бы выбрать кого угодно. Она ушла потому, что не хотела больше стараться. Она решила покинуть нас, не попрощавшись.

Обхватив грудь руками, Стейси ссутулила плечи, словно завязанная в смирительную рубашку.

— Конечно, — задумчиво произнесла она, — была еще боль, но...

Покусав губу, девушка покачала головой.

— Но что? — спросил я.

— Несмотря на боль, мама все время ела — а ведь раньше у нее была такая фигура. У нас в семье это было главным — фигура мамы, мускулатура отца. Они оба выбирали самые откровенные купальники. Мне было очень стыдно. Помню, однажды к нам пришла чета Маниту, а папа с мамой как раз были в бассейне... обнимались, ласкали друг друга. А доктор Маниту смотрел на них, словно поражаясь этой безвкусице. А я считаю, ничего такого в этом не было, верно? В том, что их так тянуло друг к другу. Отец любил повторять, что они старятся не так быстро, как остальные, и всегда останутся детьми. А потом мама просто... раздулась.

Стейси сделала шаг, тяжело опуская ногу, затем другую. Было видно, что она борется со слезами.

— Какой толк перебирать это снова и снова? Мама совершила этот поступок, теперь все позади... Я должна вспоминать только хорошее, правда? Потому что она была хорошая мать... Я знаю.

Она шагнула ко мне.

— Все говорят о том, чтобы закрыть прошлое, идти дальше. Но мне-то куда идти, доктор Делавэр?

— Это мы и должны выяснить. Для того я и здесь.

— Да. Для того вы и здесь.

Порывисто подавшись вперед, Стейси бросилась мне на шею. Ее руки вцепились в ткань пиджака. Вьющиеся волосы, пахнущие абрикосовым шампунем, защекотали мой нос.

Случайный наблюдатель наверняка подумал бы про роман на пляже. Врачу-психологу следовало немедленно отстранить девушку от себя.

Я пошел на компромисс, избежав полноценных объятий, просунув между нами одну руку. Другой ласково потрепал Стейси по плечу.

То, что до появления на сцене адвокатов называлось излечивающим прикосновением.

Задержав Стейси в объятиях ровно одно мгновение, я мягко отстранил ее от себя.

Она улыбнулась. Мы продолжили прогулку. Шагая в ногу. Я старался сохранять между нами некоторое расстояние, чтобы избежать случайного прикосновения рук.

— Колледж, — внезапно рассмеялась Стейси. — Вот о чем мы должны были говорить сегодня утром.

— Далеко не все твое будущее сосредоточено в колледже, но он является составной частью, — сказал я. — Частью того, куда идти.

— Очень маленькой. Так что я порадую папочку и подам документы в Стэндфорд. Если меня примут, буду учиться. А почему бы и нет? Одно место ничем не хуже другого. Я не избалованная дурочка и понимаю, что должна радоваться тому, что отец может мне позволить. Но ведь нам нужно поговорить и о многом другом, правда? Вы верите мне, что я больше не улизну? Мы можем встретиться завтра — если у вас есть время.

— Время у меня есть. Как насчет того, чтобы увидеться после занятий — в пять вечера?

— Отлично, — согласилась Стейси. — Спасибо, огромное вам спасибо... А сейчас мне пора домой. Папа будет звонить — вдруг он нашел Эрика? Только представьте: Эрик преспокойно вваливается в свою комнату в общежитии и начинает орать на отца за то, что прилетел.

Мы повернули назад.

Когда мы подошли к «Мустангу», Стейси сказала:

— Я говорила искренне — пожалуйста, не прекращайте помогать полиции. Подумайте о себе.

Милый ребенок.

Проводив взглядом ее машину, я с легким сердцем выехал на шоссе.