мне. – А вы не сильно изменились. И лицо все такое же гладкое. Я запомнил ваши руки – тоже очень гладкие и ухоженные. Приятная, легкая жизнь, не так ли? – Он повернулся к Майло. – Напали на след, говорите? Тут я вам не помощник. После развода я Лорен не видел года четыре. Может, пять. А потом она заявляется однажды вечером, называет меня дерьмом и уходит. Вот и все, счастливого Рождества!
– Она приходила на Рождество?
– Да, четыре года назад. Шейла родилась незадолго, в октябре. Лорен об этом как-то узнала, не знаю от кого. Пришла и сказала, что хочет видеть ребенка. Лорен никогда и Бриттани-то не видела, хоть той было уже два года. Заявила, что имеет право видеть сестер.
Фил Харнсбергер устроил вечеринку четыре года назад в ноябре. На следующий день Лорен пришла ко мне в кабинет и рассказала, что отец снова женился. Она не упоминала о сводных сестрах, но вскоре пошла их навестить.
Лайл обошел кресло-качалку и сел на краешек. Кресло качнулось, он остановил его, поставив ноги на пол. Обратился к нам:
– Садитесь, не бойтесь – блох у нас нет.
– После того раза она еще приходила?
– Только в прошлом году. Снова на Рождество, и все опять повторилось. Просто принесла подарки. Мы наряжали елку. Подарки лишь для детей – ни для меня, ни для Патриции. Она это ясно дала понять. Патриция ей ничего плохого не сделала, так что не знаю, почему она так к ней относилась. Просто не замечала, словно Тиш и не существовало вовсе. Лорен принесла целую кучу всего – игрушки, сладости и прочее. Прошла мимо меня и Патриции прямо к девочкам. Я мог бы вышвырнуть ее, однако подумал: нехорошо так поступать на Рождество. Девочки не знали, кто она, но им понравились игрушки и конфеты. Патриция предложила ей пирог, а Лорен сказала: 'Нет, спасибо'. И, пока я ходил за пивом, ушла.
– Больше не приходила?
– Нет. Хотя постойте-ка. Была еще один раз, несколько месяцев спустя, на Пасху. Опять то же самое – игрушки, сладости. Принесла больших шоколадных зайцев и пару детских платьев из дорогого магазина в Беверли-Хиллз – по-моему, французских.
– И с Пасхи вы не разговаривали?
– Нет. – Он нахмурился. – Оба раза она так разволновала детей, что те долго не могли успокоиться.
Тиг посмотрел на меня, я понимающе кивнул.
– Чрезмерное возбуждение от подарков.
– Да, так оно и было. – Его здоровый глаз моргнул.
Майло спросил:
– Вы общались с Лорен во время ее визитов? Она говорила, чем занимается?
– Нет. Одаривала меня презрительным взглядом, спрашивала, где дети, шла мимо, отдавала подарки и прощалась.
– Вообще о своей жизни не упоминала? Ни слова?
– Так, хвалилась.
– Чем?
– Планами на учебу. Деньгами. На ней были дорогие шмотки. Особенно в последний раз, на Пасху. Костюм, туфли. У меня возникали кое-какие мысли о том, откуда эти деньги, но я помалкивал. Зачем все заново начинать?
– Какие мысли, сэр?
– Вы знаете.
Майло пожал плечами и посмотрел невинными глазами. Тиг бросил на него скептический взгляд.
– Вы должны знать, она ведь раньше жила на улице.
– Незаконные действия, кражи?
– Проституция. Несколько лет назад у нее были неприятности. Вы разве об этом не знаете?
– Расследование только началось.
– Ну так начните с проверки своих данных. Лорен попалась за проституцию в девятнадцать лет. В Рино, штат Невада. Когда Лорен сунули в тюрягу, у нее не оказалось при себе денег. Она позвонила мне и попросила внести залог. Годами от нее ни слуху ни духу, и тут звонит. Потом опять пропала на пару лет до того Рождества. А затем вдруг стала большой шишкой, а я – дерьмом.
Он не сказал, что она была одной из девушек Гретхен Штенгель. Имя Вестсайдской Мадам долго мелькало в газетах, но никого из девушек не упоминали. Впрочем, как и клиентов. Майло царапал что-то в своем блокноте.
– Значит, вы общались и до Рождества.
– Я не считал телефонные звонки.
– Она больше не звонила?
– Нет.
– Вы заплатили залог?
– С чего вдруг? Я сказал: сама вляпалась, сама и выпутывайся. Она обматерила меня и повесила трубку. – Тиг усмехнулся. – Пыталась меня надуть. Говорила, это ошибка. Утверждала, что работает в
