Книга убийств

процентов не так чтобы очень много. Дерьмо. — Он отвернулся и сплюнул в окно, затем снова повернулся к Майло. — А вот с убийствами вроде этого, — он снова подцепил ногтем снимок, — хороший результат, если удается найти преступника в четырех случаях из десяти. Иными словами, ты терпишь поражение, и плохой парень снова совершает убийство и говорит тебе, так же, как и ей: «Идите ко всем чертям».

Швинн принялся постукивать по снимку, и его указательный палец то и дело останавливался на животе девушки.

Майло вдруг сообразил, что затаил дыхание и не дышит с того самого мгновения, как Швинн начал свою тираду. Краска так и не сошла с его лица, щеки пылали, и он потер их рукой.

Швинн улыбнулся:

— Я тебя разозлил. Или напугал. Ты всегда трешь лицо, когда напуган или сердишься.

— Чего ты добиваешься, Пирс?

— Ты сказал, что мне удалось много узнать, а я не узнал ничего.

— Я хотел только…

— Никаких «только», — перебил его Швинн. — У нас нет места для всяких там «только». Нет места для собачьего дерьма. Мне совсем не нужно, чтобы начальство подсовывало мне какого-то… идиота со степенью маг…

— Да отцепись ты от меня со своим магистром! — выкрикнул Майло, давая волю ярости. — Я всего лишь…

— Ты всего лишь следишь за мной, за каждым моим шагом, с той самой минуты, как тебя ко мне подослали…

— Я надеялся чему-нибудь научиться.

— Зачем? — спросил Швинн. — Чтобы набрать в глазах начальства побольше очков, а потом получить тепленькое местечко и просиживать на нем штаны? Я прекрасно знаю, приятель, чего ты добиваешься.

Майло вдруг понял, что его огромное тело нависает над тощим Швинном, а указательный палец уставился ему в грудь, точно пистолет.

— Ни хрена ты не зна…

Швинн не испугался и не собирался сдавать своих позиций.

— Я знаю, что ослиные задницы со степенью магистра таким не занимаются. — Он снова постучал пальцем по снимкам. — А еще я знаю, что мне нисколько не хочется тратить мое время и искать убийцу вместе с вонючим умником, который мечтает только об одном — повыше забраться по служебной лестнице. Собираешься выслужиться — валяй, ищи себе работу вроде той, что нашел Дэрил Гейтс. Он возит шефа Паркеровского центра и когда-нибудь обязательно и сам станет шефом. — Швинн снова постучал пальцем по фотографиям. — А это не поможет тебе сделать карьеру, цыпленочек. Здесь нужно найти убийцу. Ты понял? Это дело сожрет тебя изнутри, а потом выплюнет маленькими кусочками.

— Ты ошибаешься, — сказал Майло. — Насчет меня.

— Правда?

На лице Швинна появилась понимающая улыбка. Ну вот, начинается. Развязка, подумал Майло. Но Швинн молчал, ухмылялся и постукивал пальцем по снимкам.

Повисло долгое молчание. Затем неожиданно, с таким звуком, словно кто-то вытащил из бутылки пробку, Швинн тяжело откинулся на спинку сиденья. У него сделался такой вид, будто он потерпел поражение.

— Ты не имеешь ни малейшего представления, во что ввязался, — сказал он и убрал снимки в конверт.

Если ты так ненавидишь свою работу, уходи в отставку, придурок, подумал Майло. Получи пенсию на два года раньше и остаток жизни выращивай помидоры на какой-нибудь вонючей стоянке для автоприцепов.

Шли бесконечные, напряженные минуты.

— У нас такое важное дело, нам нужно поймать убийцу, а мы тут сидим и ничего не делаем, — сказал наконец Майло.

— А что мы можем сделать, Шерлок? — спросил Швинн и показал пальцем на уродливое розовое строение. — Ну, войдем мы туда, поговорим с придурком и выясним, что его дочь превратили в кусок дерьма. А может быть, не его. В одном случае окажется, что мы проползли один шаг по дороге длиной в сто миль. А в другом — даже не сдвинулись с места. Так или иначе, гордиться нам особенно нечем.

ГЛАВА 8

Так же быстро, как у него менялось настроение, Швинн выскочил из машины.

Шагая за ним, Майло подумал, что у напарника явно не все в порядке с психикой.

Передняя дверь была открыта. Справа на стене висело двенадцать почтовых ящиков. Квартиры в доме располагались точно так, как представил себе Майло.

Иди к черту, эксперт!

На ящике с цифрой 11 красовалась смазанная надпись красной шариковой ручкой — «Инголлс». Они поднялись по лестнице, и к третьему этажу Швинн начал задыхаться. Поправив узел галстука, он постучал в дверь, которая тут же открылась.

На пороге стоял мужчина с тусклыми глазами, тощий, но с брюшком.

Обвисшая, нездорового цвета кожа обтягивала кости, худые руки напоминали кривые палки — и при этом солидное брюшко, похожее на дыню. Он был в грязной, когда-то желтой безрукавке и синих плавках. Ни бедер, ни задницы, толстый живот. И больше ни унции лишнего жира или мяса на теле. Его живот казался каким-то ненатуральным, и Майло подумал: беременный.

— Боуи Инголлс? — спросил Швинн.

Тип целых две секунды обдумывал вопрос, потом едва заметно кивнул. По лбу его стекал пот, видимо, уже выпил не одну бутылочку пива, и противный кислый запах наполнил коридор перед дверью.

Швинн ничего не рассказал про Инголлса, чтобы подготовить Майло к встрече. Перед ним стоял мужчина за сорок, с густыми, вьющимися волосами, которые отросли до самых плеч — слишком роскошными для человека его возраста, — и пятидневной седой щетиной, не скрывавшей изможденного лица. Там, где белки глаз не покраснели, виднелись желтые пятна, и он никак не мог сфокусировать взгляд. А еще Майло обратил внимание на темно-карие зрачки, совсем как у убитой девушки.

Инголлс принялся изучать их жетоны. По-видимому, время для него давно остановилось, как на часах со сломанным механизмом. Потом он поморщился и спросил:

— Ш-ш-што слу-чилсь?

Его слова выплыли на алкогольных парах и смешались с запахами, давно пропитавшими стены дома: плесень, керосин, ароматы домашней кухни.

— Мы можем войти? — спросил Швинн.

Инголлс приоткрыл дверь. У него за спиной Майло разглядел грязную мебель, кучи мятой одежды, картонки из-под еды, принесенной из китайского ресторана, пустые пивные банки.

Куча грязной посуды, одни банки смяты, другие еще целенькие. Их количество указывало на то, что Боуи Инголлс пьет уже не один день.

Значит, у него запои. Возможно, есть и собутыльники. Впрочем, даже и с их помощью выпито тут немало.

Его дочь пропала четыре дня назад, а он не сообщил в полицию, сидит дома и поглощает одну бутылку за другой. Майло вдруг пришел в голову самый худший поворот в деле: папаша убил собственную дочь. И он принялся искать на лице Инголлса следы испуга, беспокойства, вины, может, царапины, которые все объяснили бы…

Но увидел только замешательство. Инголлс стоял на пороге и ничего не понимал — его мозги были пропитаны спиртными парами.