Мальчик продолжал плакать.
— Ему пять, — сказала мне мать.
— Зайдите в дом, сэр, — предложил Джордж. Он посадил всхлипывающего сынишку на плечи и первым вошёл в дверь.
После яркого света на улице тут было темно, как в желудке. Когда мои глаза привыкли к сумраку, я разглядел, что стены увешаны литографированными иконами, включая кричаще яркий, но потрёпанный плакат, изображающий распятие Христа. Из мебели были только какие-то ящики и несколько подушек. На небольшой печке[209] что-то варилось в горшке.
Джордж велел одной из дочерей принести стул, она откуда-то его принесла, поставила в самом центре комнаты и Джордж пригласил меня сесть. Я уселся, став центром внимания в самом буквальном смысле. Джордж выволок из угла старый жестяной сундучок, открыл и принялся гордо показывать мне поблекшие фотографии времён его службы в армии, короткой карьеры боксёра и работы бригадиром на стройке в Ираке.
— Надо было мне остаться там, сэр, — вздохнул он, разглядывая карточку. — Платили хорошо, очень хорошо. А водитель — это не моё…
— Джордж! — остерегла его жена.
Чувствуя возникшее напряжение, я сменил тему, спросив, где они все спят. Вместо ответа мне немедленно продемонстрировали — где. Словно из ниоткуда возникли матрасы из кокосового волокна, их разложили по полу так, что они покрыли его целиком. Вышла одна огромная общая кровать. Джордж и его семейство улеглись, вытянувшись бок о бок, точно оловянные солдатики в коробке.
— Только он храпит, — пожаловался на отца маленький Августин, который уже не плакал.
— Да, мы все плохо спим, потому что папа очень громко храпит! — в один голос закричали остальные ребятишки.
— Папа наш всю ночь храпел, нам ужасно надоел! — пропела одна из девочек.
— Прекратите! — сердито оборвал их Джордж. — Сэр, может быть, вы хотели бы выпить?
— С удовольствием, — согласился я. — Спасибо.
Мне было интересно, чем он меня угостит: ведь по его словам, сам он не пил. К моему ужасу, Джордж достал бутылку “Тандерболта”, вылил половину в стакан и вручил его мне. После нескольких глотков я почувствовал, что готов хоть сейчас сесть за руль грузовика с луком и гнать его в Джайпур.
— Сэр, у вас паспорт с собой? — неожиданно спросил Джордж.
— В машине, в кейсе. А что?
Может быть, он хочет, чтобы мы все немедленно сбежали из Индии?
— Дети любят разглядывать паспорта, — объяснил Джордж и добавил патетически: — Возможно, это единственное, что будет в их жизни как-то напоминать поездку за границу…
Принесли кейс, я вручил Августину свой паспорт. Его брат, сёстры и даже мать столпились вокруг.
– “…просит и требует… именем Её Величества… позволять предъявителю сего свободно… и беспрепятственно…” — прочитал вслух старший мальчик “Обращение”, напечатанное на внутренней стороне корочки паспорта. Как-то в Танжере, где некий арабский клептоман украл мои деньги и авиабилет, я предъявил сей ультиматум марокканскому полицейскому, торжественно зачитав его и особо подчеркнув голосом слова “предоставляя предъявителю сего необходимую помощь и защиту”. В ответ полицейский только засмеялся — и выдрал из паспорта страничку с моей фотографией, в результате чего паспорт стал недействителен. Это стоило мне нескольких дней хождений по бюрократам.
— Гонконг… Австралия… Новая Зеландия… Япония… Таиланд… США… Малайзия… Египет… — возбуждённо выкрикивали дети, рассматривая визы и печати по мере того, как миссис Джордж медленно листала страницы.
— Дядя, ваш паспорт почти кончился! Когда он кончится, вам больше нельзя будет никуда ездить! — объявил старший сын Джорджа. Августин снова заплакал — видимо, от жалости ко мне.
— Не плачь, ведь сегодня у тебя день рождения, — сказал я. — Я куплю тебе подарок. Что ты хочешь?
Мальчуган немедленно успокоился.
— Хлопушки! — возбуждённо закричал он.
— Есть тут поблизости магазин? — спросил я Джорджа.
— Да, сэр. Десять минут на машине.
Вместе со мной и Джорджем в машину забрались четверо его детей, два их друга и огромная кукла.
— Газировки взять? — спросил Джордж жену.
— Да, только у мистера Хана не покупайте. У него прохладительные напитки всегда тёплые! — ответила та.
Экспедиция стартовала под звуки любимой кассеты Джорджа — “Лучшие песни Джима Ривза[210]”, которая была не только растянута, но и, из-за пыли, которая забивала автомагнитолу, по звучанию напоминала туманную сирену, пытающуюся сыграть музыку. Ритм разобрать было невозможно, но Джордж принялся с энтузиазмом подпевать.
— Говорят, я похож на Джима Ривза, сэр, — самоуверенно сообщил о мне. Я на всякий случай оглядел его, но не заметил ни малейшего сходства.
— Кстати, Джим Ривз поёт совсем не так, — заметил я. — Твоя кассета здорово растянута. И запилена.
— Вы хотите сказать, что звук должен быть другой? — разочарованно спросил Джордж.
— Папа, это отвратительная музыка! — пропищала одна из его дочек. — Поставь “Апач Индиан”[211]!
— Нет, Майкла Джексона[212]! — закричала другая.
— Дядя, а сколько хлопушек вы мне купите? — спросил Августин.
— Дядя купит столько хлопушек, сколько сочтёт нужным, — ответил за меня Джордж и вернулся к немелодичному пению.
Джордж сказал, что до магазина, где продаются фейерверки, десять минут, а я поверил. А ведь казалось бы, я достаточно прожил в Индии, чтобы понять, что не следует чересчур буквально воспринимать упоминания о времени.
Чем дольше мы ехали, тем сильнее ёрзал на сиденье малыш Августин, и когда Джордж резко повернул за угол, его сильно стошнило.
— Его всегда тошнит в машине, — весело объяснил Джордж. — Поэтому он никогда не будет шофёром.
— Кто знает! — возразил я. — Мне приходилось встречать моряков, страдающих морской болезнью.
Мне не хотелось лишать мальчика надежд на будущую карьеру.
— Я не хочу быть шофёром! — закричал Августин, готовый снова разреветься.
— И правильно! — вмешался его братишка. — Шофёрам мало платят! И ещё придётся врать про свои сверхурочные, как папе!
Индийские фейерверки — это настоящие боеприпасы. За несколько рупий можно купить бомбу, мину, гранату, связку взрывчатки или крылатую ракету SCUD в миниатюре[213] . В основном фейерверки покупают и взрывают во время див(ли[214] — красочного и очень шумного праздника, отмечающего возвращение Рамы из добровольного изгнания, но более или менее отдалённые взрывы фейерверков могут разорвать ночь в любое время года.
Арсенал, куда мы в конце концов прибыли, принадлежал старцу с сильно поношенной бородой и аллергией на что-то — может быть, на детей, — поскольку он не переставая чихал. Нашу просьбу насчёт фейерверков он воспринял так, словно мы были явной бандой террористов, но потом всё же достал из-под прилавка драную картонную коробку, и дети немедленно принялись рыться в ней. Я взял одну из коробочек с фейерверками и прочёл, что в ней находится “ВОЛШЕБНЫЙ ФОНТАН МОГУЧИЙ АТОМ”. Инструкция
