бургундское вино — они разделись и всю ночь занимались любовью. Хотя М. М. «не научила меня ничему новому, что касалось физической стороны действа… Я показал ей то, что она и не думала, что имеет право просить меня сделать с ней; я открыл ей, что малейшие ограничения вредят величайшему наслаждению».
После их первой совместной ночи Казанова посвятил себя налаживанию своей первой сексуальной связи, основанной на чистом гедонизме. М. М. оказалась дочерью патриция, была богата и пользовалась средствами де Берни, когда ей удавалось выскользнуть за стены Санта-Мария-де-льи-Анджели. Казанова счел, что нашел более тонкого ценителя для своих сложных мизансцен, чем купеческая дочка, которую впечатляют подвязки и ленточки. Он покупал для М. М. одежду и драгоценности — на пособия Брагадина и периодические выигрыши в карты — и заботился, чтобы казино около «Сан-Моизе» исправно обслуживалось поваром лорда Холдернесса. Рассказывая о новых похождениях, Казанова сообщает о зимних приливах в Венеции; о времени до и после Рождества, когда все сначала ходят без масок, а потом их надевают; закрытии театров в период novena, когда девять дней посвящены молитвам о милости Божьей Матери- покровительницы моря; о том, что М. М. украшает голубыми лентами одну из сторон муранского казино, давая сигнал Казанове, что он может ее посетить; о том, как вполне законно он присутствовал на нескольких мессах во время адвента в монастыре Санта-Мария и видел обеих своих любовниц.
На Рождество М. М. предложила Джакомо опробовать новую сторону в их сладострастных развлечениях. Она призналась своему покровителю де Берни об отношениях с Казановой и сообщила Джакомо, что тот был бы рад продолжению их связи, если бы смог понаблюдать за их утехами через потайное отверстие в стене муранского казино. Читателю предстает еще один образ Казановы, счастливого участника превосходно устроенной вуайеристский оргии. В казино находилась небольшая библиотека с литературой, главным образом эротического и порнографического толка. Здесь М. М. оставила Казанову в ожидании на несколько часов, пока она появится сама в назначенный день, на Новый год. Она пришла в обычном наряде, но вскоре переоделась в кисейное одеяние, расшитое золотом. У нее в казино имелись, как замечает Казанова, презервативы (де Берни не хотел ее беременности), но с Джакомо они практиковали, по-видимому, coitus interruptus — прерванный половой акт. М. М. указала любовнику на глазок в искусственном цветке на стене, и они занялись любовью — Казанова обрядился в один лишь восточный тюрбан, — подложив ей «подушку под ягодицы и отведя в сторону одно из ее согнутых коленей, [что] должно было открыть наиболее сладострастные видения нашему спрятавшемуся другу». Они продолжали секс на персидском ковре и стоя перед зеркалом: «Я приподнял ее, чтобы вкусить от ее грота любви». Все это длилось несколько часов, описанию которых Казанова посвятил довольно много места. На следующий день Казанова заказывает еще один свой портрет, спрятанный под миниатюрой на религиозный сюжет «Благовещение», при этом художник изобразил темноволосого, как Джакомо, архангела Гавриила рядом со светловолосой Девой Марией.
Эта часть мемуаров имеет явное сходство с порнографией того периода в описании похотливых монахинь и сцен вуайеризма, а потому вызывает большие сомнения в достоверности событий. Имеется совсем немного доказательств, подтверждающих характер связи Казановы с К. К., которая, безусловно, существовала на самом деле, и с М. М., личность которой так и не удалось окончательно установить.
Де Берни, бесспорно, персонаж легко идентифицируемый, впоследствии влиятельный церковный деятель, некоторые из приверженцев которого пытались с негодованием обвинить Казанову в «наговоре» на него. В 1753 году ему было под сорок лет, он получил образование в иезуитском ордене и имел репутацию священнослужителя, с умом острым и светским. Он пользовался политическим влиянием при французском дворе благодаря маркизе де Помпадур, де Берни знал ее еще тогда, когда она была просто «мадам», и, похоже, именно с ее помощью — возможно, они были любовниками — получил апартаменты в Лувре. В 1751 году де Берни был назначен французским послом в Венеции, где в 1755 году принял полные священнические обеты, сделав решающий шаг к дальнейшей церковной карьере, но Казанова пишет о де Берни, когда тот был еще обычным аббатом.
Хотя де Берни в течение января 1754 года много раз наблюдал за Казановой, и в основном раздетым, до 8 февраля М. М. не позволяла своим поклонникам встречаться. Казанова вспомнил аббата по Парижу — они встречались в компании графа-маршала Кейта за четыре дня до отъезда де Берни в Венецию.
Вполне вероятно, что венецианские власти могли смотреть сквозь пальцы на роман посла с монахиней из монастыря Санта-Мария. Дипломатическому сообществу, конечно, было запрещено приватное общение с патрицианскими семьями, но связь с М. М. означала, что де Берни весьма рискует, что давало венецианским властям дополнительный козырь. Достоверно известно, что де Берни имел связь с женщиной из религиозного ордена, в письме от 1754 года он говорит о своей «монахине, которая ускользает из стен своего монастыря… и приходит к обеду в мой дом»; а позднее друг Казановы, князь де Линь, который хорошо знал де Берни, пишет о «приключении, которое он (де Берни) имел с монахиней в Венеции». Косвенное подтверждение высокой вероятности описанных событий можно найти у другого члена дипломатического корпуса, посла Великобритании Джона Мюррея, которого в 1757 году леди Мэри Уортли описывает как «скандального во всех смыслах человека… вечно окруженного сводниками». Он прибыл в Венецию позднее, в 1754 году, и к концу того же года был убежден, что любую монахиню в Венеции можно получить за «сто цехинов» — хотя нет ни единой записи, прямо подтверждающей подобное заявление.
Во время карнавала 1754 года и до мая, когда де Берни был отозван во Францию, М. М. ублажали два любовника. Пути мужчин не пересекались, хотя они и знали о существовании друг друга и, в некотором смысле, втянулись в любовный треугольник. После свидания, состоявшегося в канун Нового года, де Берни посылает Казанове золотую табакерку, украшенную двумя портретами М. М., один в монашеском облачении, а на другом она изображена обнаженной, а у ног ее — ухмыляющийся Амур с колчаном.
Вероятно, было неизбежным, что Катарина окажется вовлеченной в связи М. М. Ведь, поднаторев в похождениях, М. М., по-видимому, сделала Катарину своей любовницей в стенах монастыря. Об этом мы знаем лишь со слов Казановы, а он вряд ли был прямым свидетелем того, что произошло между женщинами. Но когда Катарина узнала в медальоне с «Благовещением», подаренном М. М., работу того же художника, который нарисовал портрет Казановы, спрятанный в перстень, который ей раньше подарил Джакомо, то она догадалась о неверности любимого и присоединилась к участникам этих сложных отношений. Организовала все М. М. Имея, благодаря происхождению из патрицианской семьи, сравнительно легкий доступ к гондолам и возможность покидать монастырь, а также используя влияние де Берни, М. М. помогла Катарине тайно покинуть монастыре и отправила ее в казино на Мурано. Здесь Катарина осталась ждать в полной растерянности неизвестно чего, а М. М. и де Берни наблюдали за ней через глазок, спрятанный в лепных розах. Когда, надеясь застать М. М., появился Казанова в карнавальном костюме Пьеро, он был потрясен и не слишком рад, обнаружив Катарину. Сразу же он понял, что стад объектом некоего заговора, почувствовал, что «им играют, его заманили в ловушку, провели и отвергли» обе женщины, изобличив его в обмане и неверности. Если М. М. и де Берни ожидали очередного секс-шоу, их постигло разочарование. Катарина сначала спокойно сообщила, что сама спит с М. М., любовницей ее собственного любовника, полагая, видимо, что это все искупает и сближает ее с Джакомо, затем последовала ночь слез, возражений, мольбы и сожалений. Уходя, Казанова отдал ей ключ от казино на Мурано и попросил передать его М. М., полагая, что больше никогда не увидит ни одну из женщин.
В отчаянии он направился домой, но в лагуне тем временем разразилась буря, и карнавальным гулякам, задержавшимся на Мурано на празднике, было очень опасно возвращаться в Венецию. Казанова чуть не утонул, но до дома добрался и слег в постель в палаццо Брагадина с лихорадкой, которая продлилась несколько дней.
Восьмого февраля, выздоровев, Джакомо уже вновь развлекал М. М. и де Берни за ужином в своем казино около «Сан-Моизе». Де Берни не смог припомнить, чтобы знал молодого итальянца в Париже, но заявил, что «с этого момента мы никогда не сможем позабыть друг друга. Тайна, объединяющая нас, такова, что делает нас близкими друзьями». В соответствии с заверением, он и М. М. решили попробовать воссоединить заново своих юных возлюбленных. Вернее, так они утверждали. С самого начала монашка и француз могли иметь целью всего развлечения не альтруистические романтические идеи, а превращение любовного треугольника в четырехугольник. Казанова был бессилен удержать свою «маленькую жену» вдали от развращенного и сексуально всеядного общества, в котором жил сам. Он недолго колебался прежде, чем согласился познакомить Катарину и де Берни и тем самым положить начало ряду еще более
