Первые годы встретившего свое тридцатилетие Казановы, проведенные им, в основном, в Париже и Амстердаме, ничем особенным для его жизни в этот период не были отмечены. Его роман с Манон Балетти продлился до зимы 1759/60 года. Она жила на Пти-Полонь, ухаживая за братом Антонио, который в результате несчастного случая на сцене получил пулевое ранение. Она и Казанова постоянно переписывались друг с другом по-французски, и она обращалась к нему как к своему «Джакометто» и ее «маленькому мужу», пока действительно не вышла замуж летом 1760 года за королевского архитектора Франсуа Блонделя. Казанова был растерян, когда эти новости дошли до него, как он утверждал, в Амстердаме под Рождество 1759 года (однако он, скорее всего, узнал о них позднее). Сильвия умерла, Марио Балетти влез в долги, Антонио по-прежнему болел — и Манон благоразумно сочла, что Казанова никогда не соберется на ней жениться. Его окончательный разрыв с Манон отвратил его от уз семейной жизни еще больше и, кажется, послужил катализатором чего-то вроде кризиса среднего возраста, а также породил страсть к путешествиям, которая не покидала его более десяти лет.
Как только Манон переехала в дом Блонделя на улице Де ла Арп, Казанова уехал из Амстердама в Кельн, а затем отправился в Штутгарт, Цюрих, Баден, Люцерн, Фрибур, Берн и Женеву. Он сколотил тогда очень приличное состояние, но как именно — не объяснил. Коротко описывая свою жизнь в 1797 году, Казанова, по его собственным оценкам, в конце 1750-х годов был миллионером. Во время поездки в Голландию он, похоже, был впечатлен перспективой получения прибыли от какой-то промышленной монополии, его письма к венецианским властям того периода — он начал обращаться к ним в надежде на помилование — выражают готовность поделиться с фабриками Мурано промышленными секретами, которые Джакомо узнал в Северной Европе: «Мои исследования, мои путешествия, мои изыскания позволили мне стать хозяином тайны [окрашивания шелка], которую я предлагаю моей стране. Я могу дать краски для настоящего хлопка, который будет более красивым, чем на Востоке, и который я смогу продавать с 50 % скидкой».
Но в самой Голландии Казанова особого впечатления не произвел. Французский посол написал к герцогу де Шуазель, сменившему де Берни на посту министра иностранных дел, что его протеже из Парижа, Казанова, еще не совсем одержал победу над голландцами: «Он выглядит крайне нескромным в своих целях… Он отправился в Амстердам после [Гааги] и сильно проигрался». Тем не менее Казанова думал поселиться в Амстердаме как в месте, лучше подходившем под штаб-квартиру для финансовых дел, и вступил там в связь с молодой голландской женщиной, которую называл Эстер, и, по-видимому, она доводилась родственницей богатой еврейской семье Саймонов или же купца Томаса Хоупа. Однако Париж продолжал манить его обратно, несмотря на то, что его доходы от лотереи сократились. Одной из причин возвращения, как представляется, стало прибытие в столицу Франции молодой женщины из Венеции, чье драматическое вторжение в жизнь Казановы описано не только им самим, но и в ряде писем, о которых стало известно совсем недавно.
Джустиниана Уинн была красивой женщиной, наполовину англичанкой, наполовину венецианкой и авантюристкой с несколько сомнительным прошлым, с которой Казанова познакомился в Венеции (он выводит ее под именем «м-ль XCV») через своего друга Андреа Меммо. После ареста и заключения Джакомо в тюрьму она и Меммо стали любовниками, чей жаркий, тайный роман задокументирован в объемных откровенных письмах — часть из них Меммо отметил собственной кровью и спермой, — дошедших до наших дней. Их любовь оставалась нелегальной, потому как Меммо был молодым патрицием, а Джустиниана — узаконенной дочкой иностранца, английского баронета, и венецианской куртизанки. Поскольку Лючия Меммо сыграла важную роль в предотвращении брака своего сына с куртизанкой и своими действиями ускорила попадание Казановы в заточение, то, когда Джустиниана прибыла в Париж, Джакомо по понятной причине проникся к ней симпатией. Но почти сразу же он оказался в-центре-большого скандала: Джустиниана была беременна от Меммо, однако ее расчетливая мать устроила ей блестящую партию с пожилым, но богатым сборщиком налогов, Александром Поплиньером. Джустиниана знала, что брак нужно заключать побыстрее, чтобы потом ребенок мог считаться законным наследником ее будущего мужа. В противном случае должно было прибегнуть к более радикальному решению.
Казанова ссылается на эту историю как на одну из центральных драм его жизни в Париже. Долгое время считалось, что он сильно нафантазировал, но недавно были получены доказательства его правдивости — не только благодаря письмам семьи Меммо, но и из письма, проданного на открытом рынке в 1999 году: в нем Джустиниана излагает редкую женскую точку зрения на цену сексуальной эмансипации и пишет о Казанове. Стоит процитировать письмо Джустинианы, поскольку оно показывает, почему, попав в беду, отчаявшиеся молодые женщины иногда обращались к нему с верой в его доброту и способность помочь. Письмо к бывшему другу ее любовника написано Джустинианой из «Отель де Холланд», они с Джакомо снова встретились неделей ранее.
Вы хотели, чтобы я рассказала, поведала Вам о причине моей грусти. Хорошо, я готова это сделать. Я вверяю мою жизнь, мою репутацию, все мое существо в Ваши руки… Я прошу Вас помочь несчастной душе, у которой не будет никакого другого выхода, кроме как искать собственной смерти, если она не сможет исправить свое положение. Дело в том, дорогой Казанова, что я беременна… Вы думаете, как философ, Вы — честный человек, спасите меня, если это еще возможно, и если Вы знаете как. Все мое существо и все, что у меня есть, будет Вашим, если Вы поможете мне… Если я вернусь к моему первоначальному положению, дела мои поправятся… если я избавлюсь от ноши, которая бесчестит меня. Казанова, дорогой мой, пожалуйста, сделайте все возможное, чтобы найти хирурга, доктора, того, кто освободит меня от моих страданий, сделав все, что потребуется, и в случае необходимости, применив силу… Я доверяю Вам. В этом мире у меня есть только Вы… У меня никогда не было человека, которому можно довериться, а теперь Вы — мой ангел-хранитель. Пойдите к каким-нибудь девушкам из театра, спросите их, приходилось ли им когда-либо совершать то, что я хотела бы сделать… Спасите меня. Я верю Вам.
Это удивительная и пронзительная история и в наши дни. Джустиниана толкала Казанову на предприятие, которое было смертельно опасным для нее самой и, конечно, совершенно незаконным: проведение аборта. Хотя позднее она обещала отдать свои бриллианты хирургу, а тело — Казанове, она взывала к его галантности. Он заметил ее приезд в Париж, когда они — после его возвращения с деньгами из Голландии — вновь столкнулись в оперном театре. И теперь он был тронут и готов помочь в связи с беспомощной верой в него. Интуиция ее не подвела, она оказалась права: он не только преисполнился желанием спасти ее, но и знал, к кому обратиться.
Был составлен план, театральный и опасный. Они встретились на балу, надев заранее приготовленные маскарадные костюмы (Казанова надел венецианскую маску, с одной нарисованной розой под левым глазом), переправились по Сене к продавщице оральных абортирующих средств и вернулись на танцы прежде, чем, как они полагали, кто-либо заметил их отсутствие. Они ошибались по двум причинам. Во-первых, «фармацевт», мадам Демей, знала об опасностях своей торговли, а также о возможности шантажировать богатых клиентов, и не сохранила тайну. Во-вторых, их отсутствие было отмечено, но приписано неправильным причинам: люди предположили, будто они сбежали уединиться как любовники. И пара промешкала слишком долго, Джустиниану била дрожь от холода, голода или последствий принятого снадобья, и она попросила Казанову остановиться у Пти-Полонь, где он весьма любезно сделал ей омлет и открыл шампанское, а потом повел себя уже менее галантно — сексуально обхаживал ее.
Вернувшись на бал, она танцевала до утра в надежде потерять ребенка, но план не удался, а мадам Демей обратилась к жениху Джустинианы, стремясь получить с него за свой рассказ деньги.
К счастью для Казановы и Джустинианы, у откупщика были основания не верить тем, кто утверждал, будто его невеста беременна и пытается избавиться от ребенка, он знал, что его собственная семья в отчаянии готова очернить ее имя, чтобы сохранить свое состояние в неприкосновенности, и он был влюблен в молодую красавицу. Но жених стал подозрительным, и давление на Джустиниану увеличилось, так как ее беременность начинала делаться заметной — ее вынуждали как можно скорее избавиться от ребенка того мужчины, которого она любила. Между тем был подготовлен доклад о «всем романе Уинн» (семья Уинн была из иностранцев) для герцога де Шуазель, министра иностранных дел, и это, конечно же, могло очернить заодно и имя Казановы.
