ветер, видимо, все еще находясь в плену у зимы. Изабелла плотнее запахнула плащ и остановилась, чтобы взглянуть в звездное небо.
Звезды исполняли все тот же танец, что она наблюдала каждую ночь на крыше трапезной в аббатстве Святого Иуды. Много ночей она, борясь со сном, смотрела на небо, отмечая путь каждой звезды от горизонта к горизонту. Оказалось, их путь меняется в зависимости от времени года, но рисунок звездного танца неизбежно повторялся из года в год.
– Может, вы слышите музыку, недоступную нашим ушам? – спросила она тихо, обращаясь к звездам. – Может быть, луна играет чудесную мелодию? А вы…
– А вы всегда разговариваете со звездами? Она испуганно обернулась вправо.
– Джордан, что вы здесь делаете?
– Мог бы спросить у вас то же самое.
Он говорил слегка невнятно, словно перебрал вина за ужином.
– Люблю смотреть на звезды.
– И разговаривать с ними?
Он оставался в тени, так что она едва могла его видеть.
– Я разговаривала сама с собой. – Изабелла хотела добавить еще что-то, но замолчала, пораженная. Небо прочертила падающая звезда, сверкнула алмазным блеском и погасла.
– Смотрите туда! – Она показала на небо.
– Что это? Я видел, что-то сверкнуло.
– Это была звезда, она упала и погибла. У каждой звезды свой запас света. Если он сгорает в один миг, звезда гаснет.
– Откуда вам известно?
– Вы только что видели сами. Если хочешь узнать что-то о небе, есть отличный способ. Открыть глаза и наблюдать.
– А если нас волнуют земные вопросы? – Джордан вышел из тени и встал рядом, прислонившись к толстому камню стены. В лунном свете его лицо казалось бесстрастным, словно на нем застыла маска смерти.
– Не знаю. Думаю, смотря какой вопрос.
– Согласен. – Он неподвижно смотрел на посеребренный луной край туманного облака, клубящегося у их ног.
Изабелла вспомнила слова Лью. Лорд ле Куртене никогда не увиливал, когда его призывали на службу, но каждый раз, уходя, он возвращался другим. Он смеется все реже, держит в себе все больше. Она не хуже слуги понимала, что раны на теле Джордана ничто по сравнению с болью, раздирающей ему душу. Она протянула руку и пальцем погладила шрам возле правого виска Джордана.
Он перехватил ее руку и пригнул вниз.
– Раньше вы избегали до меня дотрагиваться.
– Не замечала.
– А я заметил.
У нее пересохло в горле, но она сумела шепнуть:
– Простите.
– Вам не за что извиняться, вы не сделали ничего плохого.
– Так и вы не совершили ничего постыдного. Иногда случается всякое.
– А иногда, – перебил он, – всякое случается намеренно.
– Или из добрых побуждений!
– И какое же добро оправдывает такой шрам?
– Не знаю. Как это случилось?
Его палец погладил ее нежную кожу пониже запястья.
– Ничего необычного. Принц Ричард преисполнился решимости наказать вассала, который дурно о нем отозвался. Мы налетели на замок в Аквитании, точно так, как делали это много раз. Сильный удар рассек мой шлем, и я упал замертво. Меня бросили умирать на поле боя, в то время как другие рыцари мстили за принца. Когда я открыл глаза, безумие уже закончилось. Почти все обитатели замка были мертвы, а те, кто уцелел, завидовали убитым. Честь удалось сохранить лишь тем, кто пал в бою, потому что остальные принялись грабить и насиловать.
Она отняла у него руку, глядя, как его рот сжимается в суровую линию.
– Вы не виноваты в злодействе других.
– Я был одним из них.
– Вы лежали без чувств.
– Во время этого боя – да.
Она не удержалась, чтобы не спросить:
– Значит, раньше вы тоже грабили и насиловали?
– Я ни разу не сделал попытки прекратить грабеж и насилие. Значит, я виновен не меньше всех тех, кто сражался под знаменем принца.
– Пытаться остановить воинов, опьяненных боем? Это самоубийство.
– Разве моя жизнь значит больше, чем жизни убитых нами?
– Я не знаю ответа, – призналась она, снова подходя к нему ближе. Лью был прав. Раны в душе Джордана не зажили. Они все еще истекали кровью, даже смердели. – Зато я знаю, что аббатиса считает вас человеком чести.
– И вы ей верите?
Да он просто в ярости! Изабелла была поражена. Джордан редко позволял чувствам вырваться наружу. Поэтому каждый раз, когда это все-таки случалось, она удивлялась вдвойне.
– Не мое дело подвергать сомнению слова аббатисы. Если она извинится, это может разозлить его еще больше.
– Значит, не расскажи она обо мне, вы бы не поверили, когда я поклялся, что помогу вам?
– Зачем задавать такие бессмысленные вопросы?
– Потому, что вы, кажется, решили, что в бою насмерть есть что-то почетное, и лишь оттого, что таким образом вы держите клятву. – Он закусил губу, а потом прорычал: – Искать смерть на турнире тоже почетно?
– При чем тут смерть? Турнир – это развлечение, игра. Он скрестил руки на груди и уставился в небо, и ветерок развевал полы его плаща.
– Кажется, вы совсем ничего не знаете о турнирах.
– Знаю лишь, что их любят молодые рыцари. Так они оттачивают воинское мастерство.
Он взглянул на Изабеллу:
– Видели хоть один турнир?
– Нет.
– Это свалка, не хуже, чем в настоящем бою. Всадники сшибаются друг с другом, и начинается драка.
– Но ведь они сражаются затупленными мечами и тупыми ножами, не так ли?
– Нет. Ибо как доказать свое воинское искусство, если не прольешь кровь?
Изабелла схватилась за живот, борясь с приступом тошноты.
– Тогда это варварство!
– Большее варварство, чем вы можете себе вообразить. Иногда битва понарошку не вмещается в пределы отведенного для нее поля, и рыцари влетают в деревню или на ферму. Живущие там оказываются в большой опасности.
– Шутите! Рыцарь не может убить невинного просто из желания доказать, что он великий воин. Это же соревнование, игра!
Джордан намотал на палец прядь ее волос, притянув к себе ее лицо.
– Моя дорогая Изабелла, милая невинная Изабелла, вы и понятия не имеете о том, на что пойдет мужчина, чтобы доказать свою силу на поле боя или за его пределами.
– Но убивать людей, которые не совершили никакого преступления, просто оказались на пути.
– Это уже достаточное преступление.
Она уставилась на него в надежде уловить на его лице улыбку. Должно быть, он просто морочит ей голову, чтобы проверить, насколько она легковерна, и вот-вот зальется смехом. Но он был совершенно серьезен.
– Варварство! – повторила она шепотом.
– Теперь вы понимаете, почему мне хочется вам помочь?
– Но сумеем ли мы положить конец бессмысленным убийствам? Да, мы, может быть, остановим войну между королем и его сыновьями. Но когда воцарится мир, будут проводить больше турниров.
– Не все же сразу, моя дорогая Изабелла.
Она высвободила волосы.
– Вы не должны обращаться ко мне так.
– Вы бы предпочли именоваться «леди Изабелла»?
– Это более уместно.
– Уместно? – Он невесело рассмеялся. – Если говорить о том, что уместно, не лучше ли называть вас «сестра Изабелла»?
Она отшатнулась.
– Откуда вы знаете? Вы знали все время?
– Я ничего не знал наверняка до сего момента. Вы ведь сказали, что вы не монахиня.
– Я не монахиня, но в аббатстве меня называют «сестра».
Изабелла закрыла глаза и вздохнула. Что она делает?
Именно от этого и предостерегала ее аббатиса. Открыв глаза, она спросила:
– Как же именно я себя выдала?
– Вы отлично скрывали правду. Уиртон заронил сомнения в мою голову, когда сказал, что никто ничего не слышал о дочери де Монфоров с тех пор, как погиб ваш батюшка, а мать заключили в монастырь вскоре после смерти лорда де Монфора.
– Вы не должны повторять другим то, что узнали от меня.
– А зачем? Кто поверит, что монашка способна на такое? – Он погладил плетеную рукоять ее кнута. – Вы одна такая в аббатстве Святого Иуды или тетя ведает очень странным монастырем?
– Вы задаете вопросы, на которые мне нельзя отвечать.
– Кто же запрещает? Моя тетка? – Его темные брови поползли вверх. – Или королева?
– Говорю вам, мне нельзя отвечать на такие вопросы. Прошу, не спрашивайте больше.
– Не я один задаюсь такими вопросами. – Джордан поднял лицо к небу. – Вы пропустили очень интересный ужин. Уиртон весьма интересовался вами и тем, как вы попали в Кенвикский приорат, если направлялись в Линкольн.
– И что вы ему сказали?
– Что женщины редко открывают правду до конца, пока им это на руку. Глупцы те мужчины, что позволяют сбить себя с толку в напрасной надежде узнать эту самую правду. Слишком часто погоня заводит их в трясину, а следовало бы ее избежать! Ведь вы, женщины, в свою очередь, заблуждаетесь тоже, когда думаете, что мы испытываем к вам нечто большее, чем просто похоть…
Его слова вонзились ей в сердце, как острое лезвие.
– Казалось, вы прекрасно знали, что делаете, когда целовали меня в спальне. Можете отрицать что угодно, но вы испытывали тогда ко мне не только похоть. Будь это всего лишь вожделение, вы бы не остановились.
– Вот тут вы ошибаетесь, Изабелла! Я не чувствую ровным счетом ничего – ни к вам, ни к любой другой.
Она схватила его левую руку и пребольно ущипнула. Он ахнул, вырывая руку.
– Итак, вы все-таки способны что-то чувствовать.
Потирая руку, он прорычал:
– Сколько еще чепухи мне придется от вас выслушивать?
– А каково мне слышать, если вы заявляете, что не чувствовали ко мне ровным счетом ничего, когда целовали?
–
