каникулах побрила лицо. Помню, все совала мне деньги, если я убирала ее одежду с пола.
– Подумать только, какая память, – искренне восхитилась Рут. – Ни одна мелочь не выпадает.
– На Рождество я получала от нее открытки с одним и тем же вопросом: когда же я ее «признаю». А я все никак не могла сообразить, чего она хочет.
– Вчера вечером у нас в группе читали лекцию, – вдруг сказала Рут. – Докладчик – консультантша женщин, которые обнаружили свою нетрадиционную ориентацию уже после того, как вышли замуж и родили детей. – Она вернула мне смятое подтверждение моего литературного успеха. – А я как раз эту встречу пропустила.
До меня медленно, но доходило… Несчетные часы, дни, годы мы с Рут проводили вместе. Вдвоем.
– Выходит, слухи и меня касаются, – ошеломленно протянула я. – Как сексуального
– Что ты, Прил! – в свою очередь поразилась Рут. – Они связывают меня совсем не с тобой. Нет-нет, не с тобой. Речь о Наоми.
Со стороны парка донесся детский голос, тонкий, жалобный, полный надежды:
– Осси!
Так мне, во всяком случае, показалось. С ударением на втором слоге.
– Осей! – эхом отозвался мужской голос. Отец?
– Собаку потеряли, – заметила Рут.
Я промолчала – окаменевшая, потрясенная во второй раз за день до потери речи. Онемевшая не от брезгливости, оскорбления или обиды за несправедливое обвинение подруги, но от горечи разочарования, от острой душевной боли. Меня ранили в самое сердце, связав Рут с Наоми. Не со мной.
Глава седьмая
В тот год, когда Бетти исполнилось одиннадцать, Джею четырнадцать, а мне тридцать девять, Берк бросил Рослин. Долгие годы, утро за утром, Берк уезжал из дома, оставляя Рослин в молитвах, чтобы Всевышний не выбрал этот день для фатального препятствия на его жизненном пути. Кто может судить, какой выход стал бы счастливее?
Я провожала его взглядом, следила, как он укладывает в багажник одеяло, готовясь к очередным охотничьим выходным – очередной «презентации на природе», как мне думалось. Я не на шутку завидовала одиночеству, ожидающему Рослин. Стояла ранняя осень, деревья в парке еще в листве, но уже устало- зелены, широкие листья магнолии в саду Лоуренсов под сентябрьской пылью утратили сочный блеск. Со своего крыльца я любовалась своеобразной нагой красотой нашей лужайки. Не так давно на выходных мы залили наши дворы химикатами, чтобы подготовиться к новому севу. «Нокаут для паразитов», – острил Рид, цепляя вместе со Скотти хирургические маски на лица. «Радость природы!» – объявила в ответ Рут. Ко времени ухода Берка изумрудные росточки уже пробились из земли, отважно проклюнувшись сквозь утрамбованный слой сухой травы.
Прошла почти неделя, прежде чем Рослин поделилась с нами; прежде чем, наверное, позволила самой себе допустить реальность случившегося. Разогнав любопытничающих детей из кухни Рослин, мы пили кофе и слушали ее бесцветный, неловкий рассказ. Под глазами у нее залегли тени бессонных ночей и долгих слез.
Рут предложила действовать:
– Ты должна нанять адвоката, Рослин, и немедленно.
– Адвоката? – Рослин помотала головой. – Зачем? Берку всего лишь нужно время, капелька «свободного пространства».
– Куда он ушел? – спросила я. – Где собирается жить?
– Не знаю, – призналась Рослин. – Что-нибудь снимет. – Она сорвала одинокий заусенец с безукоризненных в остальном ногтей. – Разница, в общем-то, невелика, правда? Его ведь и так постоянно не бывало дома, правда?
– Послушай меня, Рослин, – сказала Рут. – Найми частного детектива, ухвати Берка за задницу и вытряси из него за измену все до последнего пенни.
Рослин пришла в ужас:
– Что ты, Рут! У Берка кризис среднего возраста, не более того. Его потянуло на перемены. Это временно. Мальчики выросли – учатся, работают. Берк был на одном и том же месте двадцать четыре…
– То есть как – был? – вмешалась я. – Он что же, уволился?
– Нет, он… Собственно, он как раз получил повышение, очень крупный пост… но вы ведь знаете, какой он трудоголик. Сейчас ему нужно время, чтобы приспособиться к новому положению. Это можно понять, правда?… Правда? – повторила она и замолчала выжидающе.
Я шумно сглотнула. Рут забарабанила пальцами по столу.
– Не надо мне было бросать работу, – не дождавшись согласия, продолжила Рослин. – Уж сколько Берк меня уговаривал, чтобы я занялась чем-нибудь, за что платят.
По лицу Рут мелькнула догадка.
– Не смей, Рослин, – сказала она.
– Но он ведь прав. Я вполне способна зарабатывать.
– Угу. Именно это он и пытается доказать – и докажет. В суде. Он станет доказывать, что ты вполне способна обеспечить себя, а значит, материальная поддержка тебе не нужна.
Рослин ее не слушала.
– Берк не сказал, что ушел навсегда. Нет-нет. Он не сказал, что больше не… -она запнулась, всхлипнула тоненько, – не любит меня. Нет, я не стану делать радикальных шагов. Ничего такого, что могло бы его разозлить. Если я буду с ним добра, он, наверное, вернется. – Ее голос был преисполнен трагического недоумения и изумленной наивности. – А я-то думала, что впереди нас ждет тишь да гладь – теперь, когда все трудности позади.
– Сукин сын. – Рут ее слова не убедили и не смягчили. – Что за сукин сын.
– Мы можем чем-нибудь помочь? – промямлила я. – Тебе что-нибудь нужно?
Рослин ответила слабой улыбкой.
– Нет. Мы переживем и это. Вместе с Анной Франк я верю, что в глубине души люди очень добры.
– Прекрати цитировать пошлости! – взвилась Рут.
Рослин не обратила внимания на ее взрыв.
– Когда Берк вернется, дом будет его ждать, – сказала она. – Безупречный, в идеальном порядке.
Рут взяла ладонь Рослин в свою, погладила.
– Ах, Рослин, – бесхитростно произнесла она. – А когда он у тебя был не безупречен, не в идеальном порядке?
Целую неделю Рослин была неизменно оживлена, ее вера в возвращение Берка неколебима. Казалось, она поставила себе целью заполнить дни беспрерывной, лихорадочной деятельностью во благо