У тебя сигарет не было.
У тебя сигареты были, а у меня нет. И еда у тебя была, а у меня не было.
Еда была в твоем распоряжении.
Но не сигареты. Вы курили сигареты, вы трое, ты и двое других, тот, который следит за тобой
Он не следит за мной
Я видел его глаза, следит, он-то и злоупотребляет, я знаю этот взгляд, которым он на тебя смотрит. Сигареты были у всех, да, и ты сидела с ними. Обсуждала дела.
Разумеется.
Ты сидела с ними, ты с ними разговаривала.
Разумеется.
Ты разговаривала с ними?
Если ты так считаешь.
Так я и считаю.
Да.
Ты говорила о нашей работе, что она для дегенератов.
Дегенератов, я так и сказала?
Да, дегенератов.
Ты слышал, как я произнесла это слово?
Слышал, от других.
От других, так это они тебе рассказали?
Я слышал.
Но я не использовала этого слова.
Значит, другое.
Дегенераты это ваше слово, слово которым вы описываете себя, работу, которую вы исполняете.
Работу, которую мы исполняем. Ваше слово, наша работа, я описываю ее другим словом – обязанность, мы обязаны ее делать.
По-моему, ты опасный человек. При всем уважении к тебе, я думаю именно так, ты опасен для людей.
Если я опасен для людей, так из этого возникает уважение. Это не порицание. Ты используешь его, как порицание, а для меня оно не такое, эта просто работа, которую мы должны исполнять, источник уважения. Ты осуждаешь ее, произносишь слова враждебно, некоторые, но эта работа необходима, она должна делаться, мной, тобой, мы делаем ее, если не мы, то кто же, если мы ее делать не станем. Вот, пожалуйста, сказал я.
Что?
Я ждал, чтобы уйти – твоего возвращения, в безопасности ли ты
Я в безопасности, и ты тоже. Она отвернулась, смотрела в окно. Это моя жизнь, сказала она.
Есть будешь?
Уже поела.
Ты поела?
Да. И кроме того, эта комната – моя.
Я оставлю ее.
Она не ответила.
Я оставлю твою комнату.
Когда?
Сегодня. В эту минуту, теперь уже в эту, я ухожу.
Нет, сейчас слишком поздно, завтра. Сегодня мне надо поспать. Она вздохнула. Прошу тебя, я устала, так устала.
10. «лекция, тема: периоды уязвимости»
Они пропитывают собой все, являясь неотъемлемым, тем, что также именуется всеобщим, хотя бы с точки зрения властей. Вникая в них, обнаруживается их все большая сложность, проникающая в состав того, как оперирует общество, от Государства и его правительства и ниже. Тогда, как и теперь, государственных органов безопасности, активных подобным образом внутри нашей территории, непосредственной или более широкой, не было, так что мы просто получали рекомендации от начальств, должным образом назначенных. Но, по-видимому, в периоды уязвимости люди вступают в конфронтацию с такими органами лицом к лицу, и вскоре начинают осознавать их существование хотя бы в плане его отрицания, хотя бы остаточном.
Эти начальства и безопасности принимают на себя роль оборонительной или обвинительной власти, судебной, присяжной, карательной, как потребуется. Оперативные роли. Это не политика. Часто говорят о «надлежащих выводах», что это означает.
Они не переносят сложностей. Утверждают, что в них нет необходимости, неуместны. Как мы сами понимаем положение дел, так им и говорим. Мы не скрываем нашего восприятия данной ситуации, данной нам. Мы им ничего не утверждаем. Является ли это определяющим в отношении правительства, как органа Государства. Разумеется. И они удивляются, что мы понимаем все сразу.
Это можно только принять. Если действительно так все и есть, это можно только принять. Хорошо бы еще понять, что нам внушают. Демократический контроль, его существование одобрено. Другие органы, действующие независимо. Это можно понять. Еще существует контроль исполнительный. Однако следует также признать, что это гарантирует оперирующим их независимость, следует также понять и это. Тоже и гласность высказываний. Конечно, такой контроль допустим, это также следует признать. Но когда мы, как в настоящий момент, более полно вникаем в «защитную деятельность», мы приходим к более полному пониманию глубины конфронтации, природы того, что есть конфронтация. Нам нет необходимости сохранять неведение относительно того, что таится в нашей среде, как не требуется и того, чтобы в нас насильно впихивали подобную информацию. После того, как мы накапливаем соответствующие данные, а мы их накопим, дальнейшее понимание этой или родственных ей ситуаций становится нашим. От этого места и где бы то ни было. Мы понимаем, что говорится, или что говорим мы сами. Стало быть, это означает произвести скачок в логическом ходе рассуждений. Стало быть также, мы приходим к пониманию, что если человек умирает в борьбе от телесного повреждения, несчастного случая или немощи, от того, что они именуют злом, или вследствие того, что они именуют военными действиями, в результате намеренных поступков или упущений, злого умысла, пренебрежения сохранностью людей и далее, и что по международному судебному решению это образует гражданское или уголовное преступление, то на этой стадии действует понятие ценности, и все это не должно лежать за пределами нашего контроля, поскольку любая такая смерть есть акт терроризма. Инспирированного Государством.
Вот в чем все зло. Ситуация не контролируется.
Ситуация может рассматриваться, как лежащая за пределами контроля, хотя бы за пределами контроля человеческих существ, органов из человеческих существ. Если мы верим в существ, которые не мы, боги, то мы обращаемся к богам, и таким образом получаем порок или что еще, все что угодно, что лежит вне нас, вне нашего контроля, нас, человеческих существ. Но то же относится и к гражданскому. Это не противоречие. Что такое гражданский. Да, ситуация контролируется. Но кто контролирует-то, кто контролер.
Мы задавали эти вопросы. Нам рекомендовали образ мысли, нам надлежало понять, какие результаты достигаются этими смертями в рамках нашей культуры. Как наш народ должен реагировать на них, как реагируют на них государство и верхние начальства. Таким способом мы установим, как они могут реагировать на данное «защитное формирование», как это следует делать
Да, и как мы реагируем на них, исходя из этого понимания. Довольно ли того, что мы делаем. Некоторые говорят довольно.
Совет Государственной Безопасности реагирует, как на таинство, но мы не безопасность, для нас здесь таинства нет, тем не менее, мы занимаем лидирующую позицию, как если бы мы владели таинством. Безопасность питает к этой позиции отвращение. Все власти. Можно слышать, как они повторяют так при всяком случае, что нет тут никакого таинства, какое еще таинство, если только его не вымышлять как таковое, намеренно скрывая правду. Мы также утверждаем, что таинства нет. Была жизнь и нет жизни. И
