девался и в каком отношении он находился к лавке Кобозева. По поводу знакомства моего с Кобозевыми и другими лицами я объяснений давать не желаю. С Рысаковым я познакомилась эту зиму; при каких обстоятельствах, показывать не желаю.
Относительно мотивов, под влиянием которых партия и я, как член партии, начали террористическую деятельность, пояснить могу следующее. Стремясь к поднятию экономического благосостояния народа и уровня его нравственного и умственного развития, мы видели первый шаг к этому в пробуждении в среде народа общественной жизни и сознания своих гражданских прав. Ради этого мы стали селиться в народе для пропаганды, для побуждения его умственного сознания. На это правительство ответило страшными репрессиями и рядом мер, делавшими почти невозможной деятельность в народе. Таким образом, правительство само заставило партию обратить преимущественное внимание на наши политические формы как на главное препятствие народного развития. Партия, придерживаясь социалистического учения, долго колебалась перейти к политической борьбе, и первые шаги по этому пути встречали сильное порицание со стороны большинства партии, как отступление от социализма. Но ряд виселиц и других мер, показывавший необходимость сильного отпора правительству, заставил партию перейти решительно на путь борьбы с правительством, при которой террористические факты являлись одним из важных средств. Упорство же в посягательствах на жизнь покойного Государя вызывалось и поддерживалось убеждением, что он коренным образом никогда не изменит своей политики, а будут только колебания: одной ли виселицей больше или меньше, народ же и общество будут оставаться в прежнем вполне бесправном положении. Точно определить время зарождения мысли о цареубийстве нет возможности, во время соловьевского покушения единой всероссийской организации, строго говоря, не существовало, и мысль о покушении самостоятельно существовала в нескольких отдельных группах, но не у всех революционных деятелей. Начиная с осени 1879 года отдельные организации сплотились в одну общую, и мысль о покушении на покойного Государя была принята всей партией. На Липецком съезде я не была, впоследствии знала о том, что он был, но сведений о нем никаких сообщить не могу. Под влиянием принятого нами решения осенью 1879 года я и поехала в Москву, где под именем Марины Семеновны, жены Сухорукова, принимала участие в покупке дома за Рогожской заставой, затем жила там все время ведения подкопа под полотно железной дороги, вплоть до 19 ноября, вышла из дому после взрыва, около 10 часов вечера. В момент взрыва я находилась в доме на случай, если бы пришла полиция, то принять ее и отвлечь ее (внимание)[56] подозрение. В этот момент я находилась в самом доме, а другое лицо — в сарае для смыкания батареи, назвать же это лицо я не желаю.
В 1869 году осенью я вместе с родителями приехала в Петербург, где поступила на женские курсы при 5-й мужской гимназии. В 1870 г. осенью, по семейным обстоятельствам, я оставила родительский дом и начала жить самостоятельно, готовилась в народные учительницы, желая способствовать развитию народа. В 1872 г. я держала в Петербурге экзамен на народную учительницу; несмотря на то что экзамен я выдержала, мне все же, не объяснив причин, не выдали диплома. Тогда на зиму я отправилась в Тверскую губ., в Корчевской уезд, село Едимоново, прожила там всю зиму с 72 на 73 г. в качестве помощницы учительницы при народной школе. В 73 г. весною выдержала экзамен в Твери и тут получила диплом. На лето вернулась в Петербург и с осени начала тут занятия с рабочими. 5 же января 1874 г. меня арестовали; летом я была выпущена на поруки и уехала к матери, в Крым. Потеряв возможность быть дальше народной учительницей, я начала изучать фельдшерство. В 1874 г. поступила в симферопольскую земскую больницу, где я служила вплоть до вызова на суд в 1877 году в августе месяце. Судом я была оправдана, и в мае 1878 г. уехала опять к матери, где была арестована в августе для административной высылки в Олонецкую губ. С дороги я скрылась и с тех пор жила нелегальной. К революционному движению я примкнула с 1872 года. Под какими фамилиями я жила с 19 ноября 1879 года до присвоения себе имени Войновой, сказать не желаю. Войновой же я стала именоваться, кажется, с июня месяца 1880 г., паспорт этот подложный. В доме № 18 по 1-й роте я поселилась с июля месяца 1880 г.; сначала со мной жила одна моя знакомая, имени которой я называть не желаю, жила же она под фамилией Сапович. В сентябре эта моя знакомая уехала от меня, и переселился ко мне на квартиру Желябов. Где теперь находится называвшаяся Сапович, показывать я не желаю. За все время жительства моего в доме № 18 по 1-й роте я шить воротничков никому не давала, и никакая швея ко мне не должна была приходить. Фамилия Чемодановой мне знакома, она жена Синегуба, осужденного по «процессу 193-х» на каторгу, во время суда мы с нею жили вместе, после суда она добровольно последовала за мужем в Сибирь, имя и отчество ее — Лариса Васильевна. С тех пор я ее не видала. В 1876 г. я как-то видала ее сестру, имени ее точно не помню. На бывшем в этом году студенческом бале я не была. Из числа предъявленных мне карточек мне знакомы: Рысаков; Гесю Гельфман, Семена, Кота, и Александра Михайлова, и того, которого мне при допросе назвали Тетеркой, я, кажется, где-то видала. Под Семеном я называю того, которого мне назвали Баранниковым, а под Котом — Колодкевича. Где и при каких обстоятельствах, я объяснять не желаю. Того, которого вы называете Тимофеем Михайловым и карточка которого мне сем предъявляется, я не знаю. Об участии Семена в Московском предприятии[57] и под каким именем он жил — я показывать не желаю. Все отобранное у меня вчера при задержании принадлежит мне, но разъяснять значение разных заметок, найденных в моих бумагах и записной книжке, я не желаю. По поводу чертежей, найденных в моей книжке, могу только сказать, что это чертеж квартир, но каких, разъяснить не желаю.
[13 марта]. Относительно квартиры по Троицкому пер., д. № 27 (рота), где проживало лицо, под именем Николаева, я разъяснений (желать) давать не желаю. По поводу вопроса, предложенного мне о плане, сделанном карандашом на обороте конверта, я признаю, что план этот нарисован мною в воскресенье 1 марта утром, на квартире по Тележной улице, д. № 5. План этот рисовала я для того, чтобы пояснить лицам, шедшим со снарядами, где они должны были находиться. Относительно же более подробных разъяснений этого плана, то я отказываюсь их давать, а также и относительно кружков, находящихся на этом плане. Привезя на конспиративную квартиру снаряды, я пояснила, что их меньше предполагавшегося количества, т. к. не успели приготовить всех, по короткости времени, потому что окончательное решение действовать 1 марта было принято в субботу вечером; по каким именно причинам, я отвечать не желаю, т. к. эта поспешность имела весьма много причин, разъяснять которые я не желаю. Я в продолжение нескольких месяцев занималась слежением за покойным Государем, но как и с кем происходило это слежение, разъяснять не желаю. По поводу шифрованной записки, найденной у меня и якобы дешифрированной и прочтенной мне сейчас, я никаких объяснений давать не желаю.
Предъявленный мне сейчас снаряд, именно жестяная банка с крышкой, внутри которой помещены три трубки, соединенные гуттаперчевой трубочкой, такой именно системы, какой несколько экземпляров я принесла, как говорила уже, 1 сего марта, утром, в д. № 5, кв. № 5, по Тележной улице и раздала лицам, долженствовавшим действовать этими снарядами в покушении того же числа на жизнь покойного Государя. Внутреннее устройство этого снаряда мне было известно, так как ранее 1 марта я видела этот снаряд в не совсем готовом виде, где же именно, объяснять не желаю. На вопрос, знаю ли я, что в руках партии существовали и существуют метательные взрывчатые снаряды и других систем, кроме системы предъявленного мне, я отвечать не желаю. Предъявленный мне также теперь план, сделанный от руки карандашом на оборотной стороне обыкновенного конверта, есть именно тот самый, который я начертила утром 1 марта в квартире № 5, д. № 5, по Тележной улице, с целью дать указание лицам, долженствовавшим действовать 1 марта против жизни покойного Государя, о месте нахождения каждого из них в данный момент. О значении же кружков, начерченных на этом плане в некоторых местах, я, как заявила уже вчера, никаких разъяснений давать не желаю.
Печатается по:
ПОКАЗАНИЯ Н. И. КИБАЛЬЧИЧА
[20 марта]. Зовут меня — Николай Иванович Кибальчич. От роду имею — 27 лет, вероисповедания — православного. Происхождение и народность — сын священника, русский. Звание — был студентом Института инженеров путей сообщения. Место рождения и место постоянного жительства — в
