подкошенные.
Бекет шагнул к Рулону.
– Ваша битва проиграна, граф, – процедил он, напрягая мышцы предплечий.
Француз выставил свое оружие. Сталь зазвенела о сталь.
– Турок обещал мне много золота, если я доставлю вас живым, – выдохнул Рулон. – Уж и не знаю, заплатит ли он столько же за мертвого.
Он ловко орудовал шпагой, но движениям его не хватало собранности, и, уж конечно, он не мог тягаться с англичанином в силе. Один за другим Бекет отражал все удары француза, а стоило ему перейти в наступление, у того начинали дрожать руки.
В очередной раз его шпага просвистела в воздухе.
– Вы стоите у меня на дороге, Рулон.
Граф сделал неожиданный выпад, лезвие скользнуло по руке полковника, но тем самым грудь француза открылась.
Именно этого Бекет и дожидался.
– Adieu[8], ваша собачья милость, – сказал он и пронзил графа прямо в сердце.
Потом выдернул шпагу из его тела, и оно повалилось на труп Гийона. Из карманов голубого мундира посыпались кольца. Катье стояла там, куда отпихнул ее Бекет; перед глазами плыли круги, но, увидав, что он продолжил путь, она бросилась за ним; следом затрусил Гарри.
Они промчались мимо опустевшего сторожевого поста, обогнули небольшой холмик. Под раскидистым дубом стояли три коня. Рядом с черным иноходцем распростерлось тело.
Ахерон ударил копытом в землю и всхрапнул, зазвенев сбруей. Гарри подбежал к телу с нацеленным пистолетом, но туг же отпихнул труп в сторону и убрал оружие.
– Башку проломил. – Он покосился на коня своего хозяина. – Вот чертяка, ну нипочем чужака к себе не подпустит.
Бекет усадил Катье на каурого мерина, а сам вскочил на Ахерона.
– За мной, Флад! – скомандовал он и поскакал к аббатству.
Катье ничего не замечала вокруг – ни умытой буковой листвы, ни ручейков, ранами изрезавших землю после недавнего дождя, – ничего. Только алое пламя на черном фоне.
Бекет подскакал к навесу, где их уже поджидал Найал. Вытащил ногу из стремени и спрыгнул на землю. Потом снял с лошади Катье. Чтобы не упасть, она положила руки ему на грудь. Но сразу отстранилась и закуталась в плащ.
Найал подскочил к ним.
– Наконец-то, полковник, мадам! – зачастил он. – А мы уж начали немного...
Катье пробежала мимо него к открытой двери в келью – ту самую, где они с Бекетом недавно занимались любовью. На пороге появился Петер.
– Мама! – крикнул он и протянул к ней ручонки. Она подлетела, схватила его на руки.
– Мальчик мой, мальчик мой! – бормотала она, уткнувшись ему в волосы и забыв обо всем на свете, кроме теплого маленького тельца в ее объятиях.
Внесла его внутрь.
– Мама, мы слышали выстрелы. Пух, пух! – Глазенки Петера восторженно блестели. Он покосился на старую няньку, сидящую в углу и бормочущую молитвы. – Грета очень испугалась, но я держал ее за руку, чтоб ей не было страшно.
Сзади послышался легкий кашель Найала. Петер растерянно взглянул на него и покраснел.
– Ну... ну... наверно, Грета тоже держала меня за руку... немножко. – Он чуть отстранился и заглянул ей в глаза. – Скажи, мам, теперь Полторн будет презирать меня, да? За то, что я испугался?
Катье услыхала сзади негромкий возглас и обернулась с Петером на руках. Бекет глядел на них из дверного проема. Синие глаза потемнели и стали еще загадочнее, чем прежде.
– Нет, шевалье. – Бекет мотнул головой и прошел в келью. – За смелость не презирают.
– За смелость? – Петер озадаченно уставился на него. – Но ведь мне было страшно!
Бекет слегка сжал его локоть.
– Именно за смелость, Петер. Когда тебе страшно, а ты все равно идешь вперед, это и есть смелость.
Катье улыбнулась ему дрожащими губами, и грудь Бекета сжалась от горьковато-сладкой тоски. Он дотронулся до волос мальчика, таких же золотых, как у матери. Прежде смерть означала лишь конец душившей его ярости. И вот впервые за долгие годы ему хочется жить. Он с усилием отвел глаза от Катье и встретил понимающий взгляд Найала.
– Верно, сэр. Это самая настоящая смелость, когда идешь туда, куда должен идти, и не слушаешь голоса, который кричит тебе изнутри: не ходи, не надо!
– Во-во, полковник, – поддакнул подошедший Гарри.
– Что кони, Флад?
– Готовы, ваша милость.
