матерей.
Она отправилась к Грете. Старая служанка шепотом заверила ее, что с мальчиком все в порядке, что он без звука принимает по утрам лекарство. Катье в порыве облегчения обняла ее и пошла обратно. По дороге подняла с полу серебряный гребешок. Между зубьями застряло несколько золотых волосков.
Со слезами на глазах она вернулась в свои комнаты и за несколько часов почти убедила себя в том, что запутанный узел их судеб можно распутать. Ей передали приказ Его Высочества явиться после обеда к карточному столу. Катье обреченно вздохнула. Она ненавидела пикет.
Появилась Сесиль – с новым платьем и бельем под него. Катье без звука выдержала очередную пытку затягивания корсета и облачение в наряд из зеленого шелка. С севера ветер гнал грозовые облака. В душном, набухшем влагой воздухе ощущение шелка на коже казалось неприятно липким. Золотистые кружева кололи грудь.
– А это откуда? – спросила она камеристку (платье совсем ей не понравилось).
Сесиль растерялась.
– Как откуда? От Его Высочества, мадам.
Она нахмурилась, изучая себя в зеркале. Хотелось видеть прежнюю Катье, которая могла заткнуть непослушные пряди под простой полотняный чепчик, без этих оборок, торчащих над головой наподобие солнечных лучей, без лент, болтающихся на спине. Ту Катье, чья нижняя юбка всегда была спрятана под платье, а не выглядывала пеной кружев из-под присборенного подола.
Ту Катье, чье сердце принадлежало ей самой. Она досадливо отмахнулась от своего отражения.
Вслед за коротким стуком в дверь ворвалась Лиз. Катье изумленно уставилась на нее: глаза какие-то тусклые, обведенные темными кругами.
– Боже мой, Лиз! Ты не больна?
Она положила руку на локоть сестры, и та с неожиданной нежностью погладила ее. Но движения Лиз тут же вновь сделались резкими, судорожными. Она с беспокойством огляделась.
– Нет, сестренка. Здесь ужасная духота. Открой окно! – приказала она Сесиль. Потом отступила на шаг и – руки в боки – уставилась на Катье. – Наконец-то Клод позаботился тебя одеть. Видно, ему доложили, что ты ходишь в лохмотьях. – Лиз хихикнула. – Ну, и слава Богу, а то эта старая ведьма, dame d'atour[5], вконец обленилась.
Катье повернулась к Сесиль, волоча за собой шелковый шлейф.
– Пожалуйста, передай этой даме на будущее... – Она запнулась на последнем слове, чувствуя, что ей трудно дышать, и вовсе не из-за корсета.
– Да, мадам?
– Что я... я люблю одеваться попроще, – неуверенно закончила она.
Потом вдруг засуетилась, начала собирать гребни, поправлять кружевной полог кровати, наводить порядок на туалетном столике. Ей было страшно взглянуть на сестру, стоящую рядом в роскошном шелковом платье. Отчего у нее в глазах такая тревога? Может, Онцелус отказался делать лекарство?
– Что с тобой, Лиз?
Сестра покосилась на камеристку.
– Оставь нас!
Сесиль присела и поспешно удалилась. Катье перевела дух.
– Лиз... – начала она.
Лиз взяла с ночного столика маленькую фигурку.
– Что это? Вроде, шахматный король.
Катье отобрала у сестры Карла Великого и поставила обратно.
– Лиз, когда же Эль-Мю... Онцелус даст мне лекарство для Петера?
Лиз окинула недовольным взглядом младшую сестру.
– Ты уже второй раз оговариваешься. Что за глупые шутки? Это твой англичанин тебя подучил?
Катье не дала втянуть себя в перепалку.
– Он здесь, Лиз? Готово у него лекарство? Сестра молчала, и в душе Катье шевельнулся страх.
– Умоляю тебя, Лиз! Ты же знаешь, как необходимо Петеру лекарство!
Лиз пожала плечами. Ее глаза лихорадочно бегали по стенам, по кровати, по ковру, не задерживаясь на сестре.
– Онцелус... хочет встретиться с тобой, – наконец едва слышно проронила она.
– Слава тебе Господи! – выдохнула Катье и порывисто обняла сестру. – О, спасибо Лиз! Как я измучилась от неизвестности!
Лиз устало прикрыла глаза.
– Я должна идти.
– Нет, подожди! – Катье схватила ее за руку. – Онцелус... Где я с ним встречусь? Когда?.. Часы!.. Надо их достать из...
Лиз выдернула руку.
