Элеонора посмотрела на греческую вазу и покраснела.
– После того как предмет известен, – продолжал Ахилл, – знание не может быть переделано.
Элеонора подняла взор, чтобы встретиться с глазами Ахилла.
– Сделанное не может быть переделано, независимо от того, как бы горячи ни были молитвы.
Ахилл с сомнением приподнял изящную бровь.
– А ты горячо молишься, Элеонора? – тихо спросил Ахилл. Он сделал шаг, чтобы обойти вокруг стола, и Элеонора отступила в противоположном направлении. – Ты молишься, чтобы никогда не расстаться со своими горами, своей цитаделью орлов? Или чтобы никогда не приезжать во Францию, в замок Дюпейре, на тот балкон, куда ты вышла охладить свое разгоряченное тело?
– Я сожалею всего о нескольких моментах, – ответила Элеонора, держась для равновесия пальцами за край стола. – Мгновениях, которые случились после райской ночи у камина в моей комнате. Несколько мгновений, за которыми последовало такое счастье, я бы переделала.
– Но их нельзя переделать, так ведь, Элеонора? – Ахилл снова начал обходить стол, Элеонора попыталась сохранить расстояние между ними.
– Почему ты последовал за мной? – закричала она. – Почему не остался в своем замке?
– Замок больше мне не принадлежит. Я всего лишь его арендатор, – ответил Ахилл. – Что еще мне остается, если не сопровождать даму до Вены?
– Остаться! Ты по-прежнему граф Д'Ажене.
Ахилл прыгнул вперед и схватил Элеонору.
– Я, Элеонора? Я?
Его напряженное лицо оказалось рядом с нею.
– Твоя мать сказала… – начала неуверенно Элеонора.
– Моей матери нельзя верить, даже когда она говорит правду. Я поеду с тобой в Вену.
– Нет, – взмолилась Элеонора. – Нет, пожалуйста.
Царапанье в дверь помешало им. Элеонора удивленно посмотрела, и Ахилл отпустил ее.
– Что происходит между нами, иезуита это не касается. Передышка, Элеонора, пока мы не покинем это место. Потом – что будет, то будет…
– Судьба? – прошептала она и кивнула: – Тогда передышка.
Ахилл сначала ничего не ответил, лишь его темные глаза смотрели на нее. Когда он заговорил, его голос, против ожидания, оказался неуверенным, как будто ему дали то, что может представлять опасность.
– Тогда передышка.
Глава 19
Царапанье повторилось вновь и вновь.
– Войдите, – отозвался Ахилл.
Брат Кельн открыл дверь, поклонился и жестом пригласил слугу. Кривоногий лакей чопорно вошел в комнату, переломился в поясе, кланяясь неопределенно – то ли Ахиллу, то ли Элеоноре, – затем схватил амфору за обе ручки и понес ее из комнаты, держа прямо перед собой.
– Нижайше прошу прощения, мадам, – сказал помощник управляющего, когда лакей вышел, – но возникла некоторая проблема с ванной.
– Проблема? – спросила Элеонора обычным голосом, но, вспомнив свою роль, резко добавила: – Какая проблема может быть с ванной?
– Проблема собственно не с ванной, мадам. Проблема в том, чтобы… э-э… найти ее.
С притворным гневом Элеонора повернулась к помощнику управляющего спиной, стараясь, чтобы тот не заметил ее не слишком успешную попытку подавить смех. Как можно потерять штуковину размером с лошадь?
Ахилл прошел и сел у холодного камина в одно из кресел с изогнутой спинкой.
– Сейчас, сейчас, моя голубка, – сказал он, ухитряясь сохранить полное безразличие путем изучения своих ногтей, – не волнуйся. Ты знаешь, как это отражается на цвете твоего лица.
– Что будет с моим лицом, – ничто по сравнению с тем, что я собираюсь сделать, мой дикий олень, если не приму ванну, – ответила Элеонора с вкрадчивой сладостью. Ахилл соответствующе кашлянул.
– Пожалуйста, не надо, мадам, – запищал брат Кельн. – Здесь всего сорок минут. Я уверен, что ванна скоро будет найдена.
Элеонора обвела его сузившимися глазами.
– У вас действительно она есть, а?
– Конечно! Конечно! Повариха помнит, когда ее привозили. Она сказала, что хозяйка кладовой упала в обморок в свежее сливочное масло, когда она влетела.
– Влетела?
– Она в форме лебедя, мадам.
– Моя дражайшая Леда, – Ахилл бросил шепотом Элеоноре. Элеонора ответила взглядом.
