Сильный стук в дверь помешал им.
– Опять? – спросил, рыча, Ахилл. – Иезуитская месть поистине коварна. Войдите.
Дверь распахнулась и с треском ударилась о стену. Плечом к плечу в дверном проеме стояли мужчина и женщина, похожие во всех отношениях: одинаковые рыжие волосы, одинаковые золотистые глаза. Имелось лишь одно различие – она была в юбке, а он – в штанах.
– Дверь для слуг… – начала женщина на немецком.
– Заперта, – закончил мужчина на том же языке. – Мы вынуждены были…
– Ходить вокруг. – Женщина присела в реверансе. – Я служанка, mein herrin.
Мужчина поклонился.
– Я слуга, main sieur.
Они одновременно вошли в комнату. Элеонора сделала грозный шаг вперед и уперлась руками в бока.
– Нас должны были накормить, – резко сказала она на своем прекрасном верхненемецком языке. – Где наш ужин?
Ахилл едва понимал по-немецки, а говорил и того меньше, но он понимал интонации командного голоса. Каким же исключительным хамелеоном была эта женщина, Элеонора.
Слуги посмотрели друг на друга и сделали шаг вперед.
– Вы, должно быть, устали от вашего путешествия, – сказал один.
– Мы поможем вам освежиться. – И они шагнули вперед.
Элеонора подняла руку – они остановились.
– Это уже сделано.
Они выглядели обескураженными, но Элеонора не дала им времени на раздумье.
– Пожалуйста, посмотрите насчет ужина. И где мои сундуки? Их было два в карете. Принесите их немедленно. Багаж монсеньора утерян. Ему нужно будет сменить одежду и некоторое, ах… – К удивлению Ахилла, она слегка запнулась, затем поправилась: – Месье также потребуется ночное белье.
Слуги преобразились, когда Элеонора начала отдавать свои приказания, и теперь они явно лучились от счастья.
– Да, мадам!
– Один момент, мадам.
Мужчина поклонился, затем повернулся так четко, что привел бы в смущение прусскую пехоту Фридриха, и вышел.
Женщина поспешила к ним. Она взяла из рук Ахилла мокрое полотенце, расправила, сложила его, вернула на стойку рядом с тазом Элеоноры. Потом с постели были сброшены покрывала, расставлены стулья вокруг стола…
Ахилл наклонился к Элеоноре и прошептал:
– Итак, моя мадьярская графиня свободно владеет французским, латинским, немецким – и армией. Я поражен. Ты, наверное, читала книгу де Сакса внимательнее, чем я думал.
– Ты забыл итальянский, – шепнула Элеонора в ответ. – От дам, сопровождающих эрцгерцогиню, требовалось умение читать на всех четырех. Именно она говорила мне, что эффективность вызывает эффективность. А я не могла осилить более трех страниц де Сакса.
– Разве? – это было все, что мог сказать Ахилл. Он с удовлетворением заметил, как загорается краска на нежной шее Элеоноры, когда она поняла, что ее обман по поводу продолжительного чтения в карете обнаружен.
В течение следующего часа сундуки были принесены, несколько платьев Элеоноры извлечены и повешены в шкафы. Небольшой саквояж с книгами Ахилла тоже принесли и поставили рядом. Для Ахилла нашли одежду, которую тут же унесли, так как она оказалась слишком мала в плечах и слишком широка в поясе.
С недоуменным выражением лица служанка принесла розовую шелковую ткань. С яростным смущением Элеонора отобрала ее. Та, пожала плечами и вернулась к своей работе.
Элеонора, не видя, что Ахилл наблюдает за ней, разложила халат на роскошном стеганом покрывале из пурпурного бархата и нежно гладила шелк. Она пропускала длинные ленты между пальцами, в ее глазах была задумчивость воспоминаний.
В своем воображении Ахилл видел ее лежащей на этом королевском пурпуре, очаровательно восторженной в блаженстве недавней страсти. Ахилл встряхнулся, но картина не исчезла, словно он долго смотрел на солнце.
Вошел рыжеволосый слуга, неся парикмахерские инструменты, а за ним слуга, тяжело тащивший огромную ширму. После того как дальний угол комнаты был отгорожен, слуга приступил к избавлению Ахилла от темной щетины на подбородке. Элеонора разок заглянула за ширму, но вспыхнула и ушла, как только встретилась взглядом с Ахиллом.
Ужин подали немного погодя. Ахиллу показалось странным, что их не пригласили в столовую – еще одна хитрость? – но когда были внесены блюда, ломившиеся от жареных перепелов и куропаток, он целиком переключился на утоление голода.
Он поклонился, предложил Элеоноре свою руку и сопроводил ее к столу, уставленному бесценным фарфором и позолоченным столовым серебром. Его рука ощущала большую, чем обычно, тяжесть, и он понял, что Элеонора устала. Но Ахилл чувствовал ее едва уловимые усилия собраться, приготовиться снова
