ощутить кончиками пальцев влажность ее плоти, вдохнуть пьянящий аромат ее пробуждающейся женственности. Напряжение в его членах усилилось. Кровь глухо застучала в примитивном мужском непреодолимом влечении. Он удивился себе, своей безудержности. Боже милосердный, он хотел ее!
Ее поцелуй возбуждал его, почти подталкивал к краю. Ее тело горело от женского голода, а бедра едва заметно начали напрягаться и расслабляться в этом древнейшем из танцев. А ее язык в самостоятельном движении, в собственном чувственном аккорде, переплелся с его.
Ее язык… ее бедра… Боже, Боже, Боже. Тогда он почти взял ее. Ахилл отбросил простыню, давая прохладному ночному воздуху охладить свой жар. Он глубоко вдохнул, чтобы освободиться от напряжения, сжавшего его изнутри. Понимала ли она, как много обещало ее тело? Только это удержало его от того, чтобы наброситься на нее. Только это.
Но, Боже милостивый, его удовольствие будет огромным.
На следующий вечер Ахилл в одиночестве стоял на балконе, глядя, как остальные гости собираются на ужин. Тепло дня еще не обернулось послеполуденным моросящим дождем, хотя день казался уже окутанным туманом. Элеонора, как он знал, упражнялась в игре пьесы для клавикордов, которую она должна была играть на концерте в конце недели. Он готов был побиться об заклад, что она значительно повысила качество игры, но, кроме того, она, как и он, считала, что музыка успокаивает расшатанные нервы.
Невольная улыбка коснулась его губ. Ахиллу понравилось сравнение, что холодной графине требуется успокоить себя. И вечером накануне он мельком увидел, какое тепло таится под этой холодной поверхностью.
Вышел слуга, неся на подносе бокал вина. Он протянул его Ахиллу, съежившемуся от сырого тумана. Из салона донеслось волнение со стороны парадного входа.
– Герцог де Касьян, – сообщил слуга и удалился.
Ахилл через стекло изучал живописную картину. Элеонора, как он заметил, вошла в комнату, следуя за окружением герцога. Мадам де Рашан бросилась к ней и потащила протестующую графиню к угрюмому герцогу. «Мрачный герцог, занимающаяся интригами маркиза сопротивляющаяся графиня», – пробормотал Ахилл. Элеонора потянулась к бокалу игристого, чтобы избежать прикосновения маркизы к своей руке, но это кончилось тем, что она оказалась рядом с герцогом.
Ахилл рассеянно поставил вино на каменную балюстраду. Возможно, пришло время покончить с уединением.
Лакей поклонился и придержал открытой дверь для Ахилла.
– Пошли за моим камердинером, чтобы он принес мне сухую куртку, – отдал распоряжение Д'Ажене. Лакей кивнул и ушел, а Ахилл начал свое ленивое движение в противоположный конец комнаты.
Дюпейре окликнул его от двери и подошел, слегка прихрамывая.
– Минуточку, Д'Ажене, – сказал Дюпейре и, положив руку Ахиллу на локоть, отвел его в сторону. – Охота назначена на завтрашнее утро. Меня не волнует, даже если придется скакать по уши в грязи. Что это? Черт возьми, вы намокли. – Маркиз потряс руку графа. Что вы делали снаружи? Нет, не говорите, не хочу знать. Даже мысль о том, чтобы выйти наружу, заставляет ныть мои кости.
Инстинктивно Ахилл подвинулся ближе к стене, чтобы его спина не находилась напротив открытой двери.
– Возможно, я предпочитаю уединение, – ответил он. Дюпейре хмыкнул.
– Я думал, что вы просто слишком сдержанны. – Он поглядел на толпу. – Коварство этого заключается в том, что к концу вечера вы насовсем исчезаете, а я никогда не замечаю отсутствия какой-нибудь дамы! Хотя помню, что, даже будучи мальчишкой, вы пренебрегали служанками, в противном случае я вынужден был бы приглядываться еще и к прислуге.
Вибрирующая нота смеха ворвалась в комнату. Взгляд Ахилла пробежал к трио из Элеоноры, мадам де Рашан и герцога де Касьяна. Когда он смотрел, маркиза бросила взгляд в его сторону, потом отвернулась и еще раз притворно засмеялась. Лицо Элеоноры было крайне невыразительно, лишь легкая дежурная улыбка играла на ее губах.
– Если позволите… – начал Ахилл.
– Эта зажравшаяся корова, – бросил Дюпейре. Ахилл напрягся, как резко натянутый шнур, его рука сжалась в кулак.
– Что вы сказали? – Его голос был убийственно спокоен.
Удивление и страх скользнули по лицу маркиза.
– Нет нужды вспыхивать, друг мой. Я… я только имел в виду, что она приехала без приглашения и, кажется, притащила с собой половину Парижа! Сами понимаете, что это любого хозяина заставит выйти из себя.
Ахилл расслабился.
– Вы говорите о ла Рашан.
– Конечно. Отвратительная женщина. А о ком вы думаете? – Дюпейре бросил на Ахилла взгляд, полный отвращения. – О племяннице Женевьевы? – Он крякнул. – Ради Бога, Д'Ажене, вы так суровы. Подумайте,
Ахилл нахмурился, глядя, как приятные воспоминания придают мечтательное выражение глазам маркиза. В глубине души Ахилла мелькнуло подозрение. «Абсурд», – подумал он, отметая мысль прочь.
Улыбка Дюпейре стала шире.
– Помню, как я впервые увидел ее волосы распущенными, озаренными светом огня в камине. О Боже, она была прекрасна. А ее улыбка… – Дюпейре откашлялся. – Знаете, это было так давно. В зелени
