юности.
– Вы любили ее, – заметил Ахилл, возвращаясь к своей мысли. – Вы любили свою собственную жену.
– Шшш… кто-нибудь может услышать вас, – сказал Дюпейре. Он повернул голову направо, потом налево, проверяя, нет ли кого поблизости. Потом понизил голос до шепота: – Нет, конечно, нет. Разумеется, нет. Что вы такое говорите? У меня есть любовница, Д'Ажене. Вы это знаете. Все это знают. Та, толстая жена шевалье. Да, толстая жена. – На верхней губе маркиза выступили капли пота.
– Я не прав, – сказал Ахилл. – Вы не любили свою жену.
Дюпейре заметно успокоился.
– Конечно, нет.
– Вы любите ее.
– Д'Ажене! – приглушенно воскликнул маркиз. – Я должен вызвать вас за это.
– И потерять жизнь, защищая ложь.
Дюпейре достал платок и вытер пот с лица.
– Пожалуйста, не говорите ей. Она умрет от смущения. Она любит находиться на волне моды, вы видите. А это то, что делают в свете.
– Я не скажу ей, Дюпейре. Я предпочитаю игнорировать то, что модно, и не принимаю во внимание.
Дюпейре на мгновение задумался и спросил:
– Ч-что вы имеете в виду, говоря «не принимаю во внимание»?
– Любить жену – это новая мысль, так ведь? – Ахилл не мог вспомнить, говорили ли ему об этом раньше. Конечно, ему доводилось слышать об одном живущем в дальней провинции бароне и о других людях, но их, как и прочие слухи о говорящих лошадях и жабах, падающих с неба, никто не мог подтвердить. Поэтому он пожал плечами и добавил: – И то, что ново сегодня, часто становится модным завтра.
– Вы так думаете? – Дюпейре пожевал свою нижнюю губу, его глаза смотрели на жену в другом конце комнаты, которая, грациозно кивая гостям и время от времени останавливаясь поболтать минутку, медленно продолжала свой путь к герцогу, ла Рашан и Элеоноре. Маркиз вздохнул. – Она все еще аппетитненький кусочек, не правда ли?
Ахилл не ответил. «Кусочек, – подумал он, глядя на Элеонору. – Нет, моя графиня, вы не кусочек, а пир, на котором я скоро погуляю». Мадам Дюпейре весело улыбнулась трио и похлопала свою племянницу по руке. Когда она что-то сказала герцогу и ла Рашан, дежурная улыбка Элеоноры вдруг стала великолепной, и обе – тетя и племянница – попрощались и отошли.
– Возможно, Женевьеве нужна моя помощь, – предположил Дюпейре, когда обе женщины медленно двигались к ним. – Пойду посмотрю какая… – Слова маркиза ушли вместе с ним, когда он поспешил к своей жене.
Звук знакомых шагов заставил его повернуться к Боле. Управляющий поклонился.
– Ваша куртка, месье. – И разгладил бархатную ткань, перевешивающуюся через его руку.
Ахилл огляделся и увидел маркиза и маркизу Дюпейре, живо идущих по направлению к нему. Элеонора шла более медленно и смотрела куда угодно, только не на него.
– Д'Ажене, – позвал Дюпейре, потом его глаза задержались на Боле. – Отлично, ваш человек здесь, с сухой курткой. Прибытие де Касьяна все поломало, и моя бедная Жен должна будет к ужину рассаживать всех по-новому. – Он похлопал жену по руке, а мадам Дюпейре лучезарно улыбнулась своему мужу. – Но моя Жен, то есть мадам моя жена, разумеется, со всем справится. Если вы не передумаете сидеть с моей племянницей.
Улыбка мадам Дюпейре стала сползать с ее лица, и Ахилл заметил ее быстрый извиняющийся взгляд в сторону Элеоноры.
Элеонора ободряюще улыбнулась.
– Все в порядке, тетушка. Я несчетное число раз ужинала с моими тремя вспыльчивыми братьями. Месье Д'Ажене, право, будет трудно сравняться с ними. Ахилл галантно поклонился Элеоноре:
– Я постараюсь сделать невозможное, мадам графиня. Женевьева потрясенно воскликнула:
– Элеонора!
Ахилл улыбнулся пожилой женщине:
– Мне доставит удовольствие быть кавалером мадам Баттяни на этот вечер.
Мадам Дюпейре нервно вцепилась в рукав мужа:
– Ох, не на весь, месье Д'Ажене! Я хочу сказать… только на ужин…
– Пойдем, пойдем, Жен, – поторопил ее Дюпейре. – У нас есть и другие гости, и потом, скоро пригласят к ужину. – Он наклонился ниже и прошептал ей в ухо что-то о «быть законодателем моды». Она на мгновение очаровательно смутилась, затем кивнула и позволила мужу увести себя.
Боле слегка кашлянул.
– Месье…
– Помоги мне сменить куртку, Боле. Я уверен, мадам Баттяни простит меня за те несколько мгновений, что я предстану перед ней в одной рубашке.
Элеонора слегка присела и сказала:
