тот момент, когда пистолетный выстрел ворвался в тишину. Пуля врезалась в рядом стоящее дерево. Граф толкнул ее за ствол, потом хлестнул лошадей, посылая их в лес.
Прислонившись спиной к дереву, он вытащил шпагу. Д'Ажене посмотрел на Элеонору через разделявшее их пространство.
– Вы думали – что, мадам?
– Д'Ажене, я… – начала Элеонора, но ее слова были прерваны грубым смехом с поляны.
– Не прячьтесь, не прячьтесь, месье, – раздался хриплый голос. – Вы пришли встретиться с вашим ве- е-ер-ным слугой, а? Тогда идите сюда. Он с нетерпением ждет вас.
Граф негромко выругался.
– Жан-Батист. – Его взгляд надолго задержался на Элеоноре. Она задрожала от злости, увидев в них презрение. – Вы стоите человеческой жизни? – горько спросил Ахилл.
– Нет! Я…
– Согласен, мадам. – Он напрягся, словно пружина. – Подождите, – хрипло прошептала Элеонора. – Я думаю, у него есть еще один пистолет.
– Я тоже. Есть еще что-нибудь, о чем вы хотите меня предупредить?
Шея Элеоноры побагровела. Она открыла рот, чтобы сказать что-нибудь – что? – затем отрицательно покачала головой.
Д'Ажене вышел из-за дерева, держа наготове шпагу.
– Будьте осторожны, – прошептала она, зная, что он ее не услышит.
Элеонора посмотрела сквозь листву. Трое крепких мужчин ожидали Д'Ажене. Они стояли полукругом вокруг одного, державшего нож у горла юноши. В животе у Элеоноры что-то сжалось. Эти люди относились к тем, которых она часто видела после войн. Безжалостные, развязные, кичащиеся своей бесконечной надменностью, которую они выбрали в качестве слабого утешения жестокости.
С болью в сердце из-за того, что она допустила это, Элеонора проглотила ком, образовавшийся в пересохшем горле.
– Видишь? – сказал Д'Ажене тот, который держал его слугу. – Вот он. Ждет как верный и преданный раб.
– Он слуга, а не раб, – обходительно ответил Д'Ажене. Мужчина фыркнул и бросил:
– Одно и то же. Теперь бросай свой фруктовый нож и дай возможность Тилло показать тебе прекрасную веревку, которую мы приобрели в Марселе. – Он указал на человека с пистолетом.
Шпага Д'Ажене не шевельнулась. Мужчина хмыкнул:
– Этот старый толстяк, любитель мальчиков, что заплатил нам, сказал, чтобы ты был связан ласково и нежно, как новогодний подарок. – Он поднес нож к горлу слуги так близко, что, если бы даже юноша глотнул, лезвие порезало бы его. – Но бывают разные случаи. Так ведь, месье? Тилло…
– Нет, – прошептала Элеонора.
Почему она не предупредила его? Скрытая вина безжалостно заплясала внутри нее. Ее руки тряслись, когда она лезла в карман достать спрятанный пистолет.
Д'Ажене не поддался уговорам, он стоял твердо, широко расставив ноги. На первый взгляд, он не двигался совсем. И еще, он вдруг показался ей туго сжатой пружиной. У Элеоноры волосы встали дыбом.
Она подняла пистолет и прицелилась. Высокое мускулистое тело графа частично загораживало линию выстрела по тому, которого звали Тилло. Оставалось животное, которое держало Жана-Батиста. Элеонора прикрыла левый глаз и прищурилась.
Бандит был одет в ношеную многослойную грязную одежду. «Разумная защита», – подумала Элеонора. Пуля могла застрять в одежде, а она ошибиться и не попасть в закрытое одеждой тело. Но было одно место, которое он не мог спрятать. Между глаз. Элеонора прицелилась… И выстрелила.
Голова мужчины откинулась назад.
Сквозь едкий пороховой дым Элеонора увидела, что Д'Ажене даже не стал избегать боя. Он наскочил на Тилло, шпага свистнула рядом с пистолетом. Удар едва успел отразиться на лице того, а клинок уже вошел ему в сердце.
Оставшийся негодяй атаковал графа шпагой. Он был неумел, и это делало его опасным. Д'Ажене был быстр и способен парировать жестокие удары, нацеленные на него. Сапоги дерущихся взметали комья гниющих листьев, их ругань и хрипы заполнили поляну.
Жан-Батист резко упал на землю, когда рука убитого внезапно разжалась. Он с трудом встал на ноги, как раз когда противник Д'Ажене безжизненно рухнул к его ногам.
На них опустилось молчание. Элеонора непроизвольно начала дрожать. Поблизости раздался безошибочный звук рвоты. Она закрыла глаза и стиснула зубы, предотвращая собственную тошноту. «Святой Стефан, я убила человека». Теперь она знала, что такое преднамеренное убийство.
– Жан-Батист, – услышала она голос Д'Ажене.
– Прошу прощения, месье, – ответил юноша. – Я уже оправился. – Элеонора бессознательно напряглась, готовясь услышать страх, даже ужас – не уважение – в словах паренька. Она повернулась посмотреть на хозяина, озабоченно склонившегося над своим слугой.
– Юноша поднялся на ноги, вытер лицо и, качаясь, поклонился Д'Ажене сел на ближайший пень и, махнув рукой Жану-Батисту, предложил ему сделать то же самое.
– Садись и опусти голову между ног.
