– Как я мог потребовать от тебя то, что я сам не мог дать? – спросил Ахилл. – Ты называешь меня черным ангелом. Я хотел бы найти спасение в женщине, но не могу. Я должен идти.
Одним быстрым движением Ахилл очутился на коленях, пятках, потом выпрямился, возвышаясь над Элеонорой. Она попыталась подняться, но он рукой остановил ее.
– Я потеряю тебя, дьявол, – сказала Элеонора, удивившись, как глубоко в ней отдались эти слова. Она посмотрела в сторону окна, где затихающая ночная гроза все еще стучала в стекло. – Сейчас, по крайней мере, уже не все мои сны пугают меня.
Ахилл подошел к лежавшему на полу мятой кучей парчовому халату, поднял его и принес Элеоноре.
– Знаешь, когда этот дьявол станет мечтать, – произнес он, наклоняясь, чтобы накрыть ее, – его мечты будут о тебе.
Ахилл быстро оделся, а Элеонора наблюдала за ним с покрывала, такая растрепанная после их любви. Жар их страсти горел на ее коже и в ее крови. Элеонора обмоталась халатом, но скорее чтобы прикрыться, чем для того, чтобы согреться. Все еще с неподвязанными волосами и обнаженными плечами, она оставалась там, где лежала, не желая двигаться, словно покинуть это место означало разрушение прозрачного волшебства, которое так умело создал Ахилл.
И вот перед нею стоял полностью одетый Ахилл, граф Д'Ажене, пришедший к ней в самый последний раз. Ахилл присел перед Элеонорой на корточки.
– Светает быстро, и я должен покинуть тебя. – Тыльной стороной ладони он провел по ее румяной щеке. – До свидания, мадам графиня.
– До свидания, месье граф, – прошептала Элеонора, и Ахилл направился к двери между спальней и гостиной.
Он приостановился у туалетного столика, где в беспорядке находились разные предметы, его правая рука сжалась в кулак.
– Так странно, что я не хочу уходить. Это тянет меня, как тоска по родине, которой нет. Возможно, подарок на память облегчит нежелание расставаться. – Он взял со столика свиток пергамента, чтобы отвязать ленту; свиток зацепился за барсучью кисточку, прежде чем упасть вновь свернутым.
– Нет! – закричала Элеонора, тяжелые удары сердца перехватывали дыхание. – Нет, ты не должен… – Ее слова затихли, и она прижала ко рту дрожащую руку.
Ахилл поднял ленту к лицу и закрыл глаза, чтобы вдохнуть запах Элеоноры, оставшийся в шелке, но ее крик заставил его нахмуриться и повернуться.
– Элеонора. Это всего лишь маленький… – Он замолчал, глядя на свиток пергамента, все еще находившийся у него в руке. – Ты думаешь, что я хочу взять его?
Ахилл долго смотрел на Элеонору. «Не смотри! – хотелось завопить ей. – Не смотри на пергамент». Она знала, что должна выглядеть беспечной, но владеть своими неслушавшимися мускулами в этот момент для нее означало то же самое, что попытаться управлять луной.
– Я… я… Возьми ленту, – сказала Элеонора. Как не выдать на лице свой страх, когда он, казалось, накрыл ее, словно толстый слой косметики? – Ты должен поспешить, Ахилл. Почти рассвело. Я не хотела сказать… Извини. Последствия моего ночного кошмар…
– Почему ты так забеспокоилась, Элеонора? – спросил Ахилл. – Почему ты так забеспокоилась?
– Нет, ничего. Пожалуйста, возьми ленту и иди, – ответила Элеонора. Прижимая к себе наброшенный халат, она неуверенно встала.
Почти бездумно Ахилл запихнул шелковую ленту в карман и начал разворачивать пергамент.
– Ахилл, нет! – закричала Элеонора. Она подбежала к нему, протянула руки к пергаменту, но Ахилл отвернулся и не дал схватить свиток.
Дюйм за дюймом Ахилл открывал лицо на пергаменте во всей его прекрасной и величественной жестокости. Он стоял, глядя на портрет, на темные глаза, длинные волосы, подбородок и скулы, так похожие на его собственные. Ахилл побледнел.
Элеонора хотела дотронуться до него, перекинуть мост через бездну, которая теперь лежала между ними.
– Ахилл… – чуть слышно произнесла Элеонора. – Это… это всего лишь рисунок. Он старый. Он ничего не значит.
Ахилл медленно повернул голову к ней, его глаза были черны и безумны.
– Таким ты видишь меня? А, Элеонора? Безжалостным, жестоким… – Его взгляд вернулся к рисунку. – Ночами… я провел так много длинных беззвездных ночей, глядя в собственную испорченную душу, но я никогда не видел такого зла, которое ты изобразила. Неудивительно, что ты называешь меня дьяволом. Как ты, должно быть, ненавидишь меня.
Элеонора закачалась на краю пропасти. Ахилл не понял, что он держал в руках. Это могло спасти ее. «Оставь все как есть», – закричал внутренний голос.
– Я не ненавижу тебя. – И тут Элеонора с умопомрачительной ясностью поняла, как сильно она любит Ахилла.
Ахилл протянул ей рисунок.
– Это противоречит твоим словам.
– Нет, – прошептала Элеонора, отворачиваясь от лица, заполнявшего ее сны с детства. – Совсем нет.
Она вздохнула – и отошла от края пропасти.
– Это не твой портрет.
Ахилл показал на рисунок и махнул им.
