К удивлению Элеоноры, Ахилл, оказывается, знал дорогу вокруг.
– Ты, наверное, часто ее навещал, – заметила она, – послушный сын…
– Моя мать отдала это распоряжение на следующий день после моего совершеннолетия. Я сопровождал ее сюда одиннадцать лет назад. С тех пор я ее не видел.
Приятный запоминающийся тембр женского голоса, распевающего один из псалмов, донесся справа. Ахилл свернул налево, мимо здания капитула, где вершились дела монастырские, через вход по лестнице вверх избитыми каменными ступеньками. Наверху они прошли еще через одну дверь, направо к открытой аркаде, где завитки тумана клубились в проходе массивных каменных колонн, и прошли через последнюю дверь.
Восточные ковры скрадывали шум их шагов, и Элеонора снова услышала пение, на этот раз голос был яснее и доносился слева. Ахилл, намеренно или нет, провел ее вокруг часовни, вместо того чтобы пройти через нее.
Они дошли до конца зала, и Ахилл постучал кулаком в дверь с витиеватым резным орнаментом.
Элеонора услышала, как приглушенный женский голос позвал:
– Николь, что там?
Ахилл открыл дверь, и голос стал отчетливым.
– Пожалуйста, скажи мне, что благородная моравская принцесса перестала плакать! Почему никто не позаботился упомянуть о том, что маленькая негодница не говорит по-французски. Спаси меня, Господи!
– Трудная задача даже для него, – произнес Ахилл, входя в комнату. – Добрый вечер, мама.
Высокая стройная женщина лет пятидесяти пяти стояла за белым с золотом письменным столом и смотрела на Ахилла, ее лицо обрамлял черно-белый монашеский наряд. В точеных руках она держала несколько листов бумаги, остальные кипой лежали на столе перед нею.
Первое, что потрясло Элеонору, – это красота женщины, та красота, которая смягчается и изменяется с годами, но никогда не исчезает совсем. Второе – это глаза. Темные, загадочные и больше, чем ожидала Элеонора, похожие на глаза Ахилла.
Взгляд этих глаз скользнул с ее сына на Элеонору, и похожесть глаз стала сильнее, не по цвету или форме, а по той же острой проницательности в них, какой обладал и Ахилл. Страх, который удалось подавить Элеоноре, начал снова выбиваться оттуда, куда она его загнала.
Глядя на Элеонору, женщина, что звалась мадам Д'Ажене, сказала:
– Почему ты здесь? – Она помахала перед Ахиллом бумагами. – В моих руках три орущие немецкие принцессы, требующие отпустить их домой. В Германию, разумеется.
– Отпусти, – посоветовал Ахилл.
– Не будь идиотом, – резко ответила его мать. – Ты и представить себе не можешь, сколько труда я положила, чтобы заполучить их сюда. Это заняло у меня почти полтора года! И вот награда. Старшая, например… – Она бросила на стол бумаги, которые держала, и начала рыться в куче остальных.
Вытащив снизу документ, стала его читать:
– Зигфрида, пятнадцать лет, четвертая дочь и двенадцатый ребенок графа Рейнхарда Анхольтского из Моравии и его первой жены Доминик де Марсиньи. – Она положила лист к остальным.
– Доминик умерла, но ее мать – безумно любящая Зигфриду бабка – живет всего в десяти милях отсюда. В одном из самых высокодоходных землевладениях Франции – четырнадцать тысяч луидоров ежегодно. Я встречаюсь с ней завтра, чтобы обсудить ее волю.
Мадам Д'Ажене самодовольно улыбнулась:
– Этот монастырь станет в ряд богатейших во Франции. Мне удалось присовокупить значительные площади одного из крупнейших поместий в Бургундии, и епископы уже начали приезжать сюда. Это то, в чем женщина может обрести власть. Однажды я была достаточно глупа, думая, что она находится… где-то еще. – Ее взгляд собственнически прошелся по комнате. – Но теперь я знаю, где она находится.
– И правда, мама, – заметил Ахилл и подошел к столу. Он небрежно положил накидку на угол. – Ты когда-нибудь думала, что могла бы приобрести власть с помощью астрологов?
По лицу его матери скользнуло и исчезло удивление.
– О чем ты? И кто она?
Ахилл обернулся и грациозно вытянул руку в направлении Элеоноры.
– Разрешите представить…
– Спаси меня, Господи, – оборвала его мать, опускаясь на стул. – Ты ведь не собираешься жениться…
Ахилл проигнорировал замечание матери.
– Разрешите представить Элеонору Софию Юлиану, графиню Баттяни из Венгрии, недавно прибывшую из Вены.
Элеонора присела в официальном придворном реверансе.
Мадам Д'Ажене бросила на сына взгляд, полный отвращения.
– Меня почти хватил апоплексический удар.
– Прости меня, мама, – сказал Ахилл без малейшего намека на искренность.
Женщина фыркнула неприличным для леди образом.
