раны Ахилла.
Первый день, после того как Ахилл выпроводил ее, она провела, глядя назад, на дорогу, ища намек на стук копыт быстро скачущей лошади. Но Ахилл не прискакал ни в тот день, ни на следующий, ни потом, и ее спокойствие боролось с разочарованием. Ее привела вера, что он – воплощение дьявола, но вместо этого она оказалась брошенной человеком, чьей страсти она безумно желала и кем одновременно пренебрегала.
Элеонора ожидала неприятностей при пересечении границы Баварии, но экипаж с гербами французского графа на дверцах безо всяких трудностей въехал на чужую территорию. В Регенсбурге Эрве предложил подыскать баржу, чтобы плыть по Дунаю. Он обещал, что будет охранять ее, и, несмотря на его сумасшествие, Элеонора верила ему.
Одиноко путешествующая женщина всегда вызывает подозрения. Но кучер Ахилла умел говорить и уговаривать владельцев постоялых дворов, где они останавливались на ночь, чтобы те давали ей лучшие куски мяса на ужин и самые мягкие кровати для сна. Кучер Эрве был крепко верен своему хозяину и его приказам.
Элеонора отклонила предложение Эрве плыть, и они продолжили свой путь по дорогам через долины и холмы, покрытые пышной зеленью и вольно тянувшиеся вдоль Дуная. Спустя неделю после ночного кошмара в монастыре Святой Валерии они достигли земель епархии Пассау в Восточной Баварии, возле границы с Австрией.
Напряженность здесь, ближе к врагу, была выше, люди менее дружелюбны. Мария-Тереза, эрцгерцогиня Австрийская, скоро будет коронованной королевой Венгрии, и Элеонора не питала никаких иллюзий относительно своей судьбы, если бдительные офицеры французской армии, патрулирующие дороги, откроют, кто она есть.
Дорога, по которой они ехали, вилась вдоль опушки леса, не давая видеть, что впереди. Это случилось к концу дня, когда солнце отбрасывало на дорогу длинные тени деревьев. Хотя Элеонора не видела ничего, кроме деревьев и их теней с обеих сторон дороги, легкий ветерок донес обрывки грубой немецкой солдатской песни. Эрве начал насвистывать свою немузыкальную мелодию, служившую ей сигналом, который он придумал, чтобы сообщить, что надо опустить кожаные занавески, потому что впереди возможны неприятности. Что Элеонора и сделала.
Карета замедлила ход, чего по собственной воле Эрве почти никогда не делал. Элеонора старалась выглядывать в щелку между занавеской и окном. Длинная цепочка солдат двигалась в попутном направлении – к Пассау.
Элеонора задрожала и откинулась на сиденье. Их офицеры, должно быть, впереди на лошадях, последние, мимо кого она должна пройти перед границей, и самые опасные, так как они с наибольшей вероятностью могли остановить ее карету.
Элеонора почувствовала, что Эрве старается набрать скорость. Позднее время может дать хорошее объяснение их нежеланию попусту терять время. Солнечный свет отражался от золотого шитья и бренчащих серебряных уздечек и, к ее удивлению, от яркого белого креста. Эти люди были офицерами епископской гвардии. Элеонора вжалась в сиденье, чтобы ее не заметили. Через щель она увидела нескольких человек, лейтенантов и капитанов, как она предположила, поднимавших свои шляпы, когда их карета проезжала мимо, салютуя титулу на карете и ее владельцу в ней. Они проехали мимо майора, который, сощурив глаза, изучал крест на дверце. Он не поприветствовал карету.
Элеонора молилась. Майор пришпорил коня, чтобы догнать их.
– Куда вы так торопитесь? – спросил он Эрве на немецком языке. Кучер пробормотал что-то в ответ.
Элеонора осторожно открыла окошко к кучеру. Майор снова повторил свой вопрос. Она тихонько свистнула и увидела, что Эрве еле заметно кивнул.
– Скажи «ужин» – abendessen, – прошептала она. – A-bend-ess-en. Это, по крайней мере, офицер поймет.
Эрве повторил слово. Майор засмеялся и махнул рукой. Они свернули и скоро оставили идущих солдат позади.
Кучер посмотрел на Элеонору через все еще открытое окошко и сказал:
– Что-то не так, мадам. Не знаю, что именно, но что-то плохо.
– Что ты имеешь в виду? Что плохо?
– Тот майор, мадам. Он долго смотрел на крест монсеньора. Не так, как незнакомцы обычно смотрят. В большинстве случаев люди просто глядят на него, как бы понимая, что внутри находится персона, соответствующая титулу.
– Но что он высматривал? Ты думаешь, он знает месье Д'Ажене?
Эрве пожал плечами, хотя единственное, что Элеонора могла видеть, – это движение его огромного пальто из бычьей кожи, как если бы налетел внезапный порыв ветра.
– Трудно сказать, мадам. Месье мог драться с этим майором. Мог драться против него.
– Ты хочешь сказать, что это его прежний противник? – спросила Элеонора, думая о том, что, если бы майор был таковым, он был бы не один. Смогла бы она объяснить, что она лишь… кто?
Эрве хихикал в маниакальном веселье.
– Старый враг намного вероятнее, чем старый друг, я бы сказал. Монсеньор – он не такой человек, который сразу понравится. – Кучер щелкнул кнутом, как бы говоря, что он думает о подобных людях.
– Ну я бы сказал, – продолжил он, – никому из них, легких людей, не удалось бы вытащить герцогского хирурга из-за стола с коньяком, взяв за шиворот, и бросить на поле в грязь, где мы были все в дырах и распростерлись, как перед священником, нуждаясь в лекарствах. – Эрве снова щелкнул кнутом. – Нет, говорю я вам, нет, нет, нет, месье не из тех легких людей.
Элеонора искоса посмотрела на Эрве.
– Я рада, что ты помог мне разобраться в месье Д'Ажене. Я – до сих пор, конечно, – часто заблуждалась по поводу него из-за сплетен виконта де Виньи.
