Халисстра превозмогла боль и села.
У нее кружилась голова и перед глазами все плыло, но она уперлась рукой в землю, пока это ощущение не прошло.
Окровавленные останки Фелиани лежали неподалеку, поблескивая в тусклом свете. По маленькому телу эльфийки сновали пауки, пожирая ее плоть и кровь. Тело Улуйары лежало рядом с Фелиани. Вещество, сковавшее ее неподвижностью, исчезло. Она лежала на спине, уставившись в небо, зияя перерезанным горлом. В ране кишели пауки.
К своему удивлению, Халисстра не испытывала сострадания к своим павшим сестрам. Она не чувствовала ничего, кроме ярости, жаркое белое пламя гнева сжигало ее изнутри.
На ее глазах тело Фелиани содрогнулось и влажно забулькало. Она была еще жива.
Ярость помогла Халисстре подняться на ноги и подобрать Лунный Клинок. Тело ее сводило от боли. Разбитое лицо покрыла корка запекшейся крови. У нее была раздроблена челюсть, переломано множество ребер, один глаз не видел вовсе. Она хорошо представляла, как должна сейчас выглядеть.
Души равнодушно пролетали мимо нее в Ущелье Похитителя. Семь звезд Ллос и их тусклая восьмая сестра равнодушно смотрели вниз с затянутого тучами неба.
Халисстра вспомнила слова исцеляющей молитвы, но остановилась, прежде чем первые слова сорвались с ее распухших губ.
Она не станет обращаться к Эйлистри, не станет больше никогда. Темная Дева подвела Хаяисстру, предала ее. Эйлистри была ничем не лучше Ллос. Даже хуже, поскольку претендовала на то, чтобы быть другой.
— Ты могла бы предупредить меня, — выдавила она разбитыми, окровавленными губами.
Теперь Халисстра поняла окончательно и бесповоротно, что раскрыла свои объятия жалкой вере Эйлистри из чувства вины. Она поклонялась слабой богине из страха. Халисстра была рада, что хотя бы перед смертью к ней пришла мудрость.
С Эйлистри покончено. Та часть Халисстры, что молилась Темной Деве, умерла. Воскресла прежняя Халисстра.
— Ты слаба, — сказала она Эйлистри.
Скрипя зубами от боли, она достала из заплечного мешка лиру и запела разорванными губами исцеляющую песнь
Она пропела другую песнь, третью, пока тело ее не сделалось снова здоровым.
Но заклинания не способны были излечить пустоту в ее душе. Она знала, как может, как должна заполнить ее, — она чувствовала зов Ллос сильнее, чем когда-либо. С самого начала Молчания Ллос вера Халисстры колебалась, подобно маятнику, между Темной Девой и Паучьей Королевой. Как все маятники, этот должен был когда-нибудь остановиться.
Она посмотрела на черную дыру Ущелья Похитителя Душ. Души влетали в нее и исчезали, проглоченные горой. Халисстра знала, кто ждет ее в конце ущелья: Ллос.
И Данифай.
Она намерена была убить Данифай Йонтирр, убить без жалости. Она изгнала из сознания все, чему научилась у Эйлистри. В ее душе больше не было места симпатии, пониманию, прощению или любви. В ней осталось лишь одно — ненависть. И ненависть даст ей силы.
Этого было достаточно.
Она сознательно позволила прорасти семенам ее былого «я», долго дремавшим в ее душе. С этого момента и впредь она будет поступать так, как подобает дроу. С этого момента она будет беспощадна, как паук.
Халисстра опустила взгляд на свой нагрудный доспех и увидела на металле инкрустацию — символ Эйлистри. С помощью Лунного Клинка она выломала знак. Он упал нa землю, и она раздавила его башмаком, а затем направилась к Фелиани.
Эльфийка валялась на земле растерзанной кровавой грудой. Глаза ее были открыты и неподвижны. Губы шевелились, но из них не доносилось ни звука, кроме тяжелого хрипа угасающего дыхания. Дреглот выел мягкие части ее тела.
Халисстра опустилась на колени возле бывшей подруги. Миндалевидные глаза Фелиани, остекленевшие от боли, сумели обратиться на нее. Рука эльфийки дрогнула, словно пытаясь подняться и коснуться Халисстры.
Халисстра не чувствовала ничего. В душе у нее была пустота.
— Мы все меняемся с каждым мигом, — сказала она вспомнив слова, сказанные ей эльфийкой на вершине одного из холмов Ллос.
Тело Фелиани сотряс вздох, словно в знак согласия.
Не говоря больше ни слова, Халисстра положила руки на горло Фелиани и задушила эльфийку. Это заняло всего несколько мгновений.
Она направилась к Ущелью Похитителя Душ вслед за потоком мертвых Ллос и вошла в него вместе с другими проклятыми.
По-прежнему пребывая в плотном теле Ларикаль, Громф закрыл двери храма, снял кольчужную рубаху и отложил щит и булаву жрицы. Они могли помешать ему творить заклинания.
Освободившись от ненужных вещей, он направил магическую силу в свои ладони, положил их на два дверных засова и повелел:
— Закройтесь.
Его магия влилась в бронзовые плиты. Теперь двери невозможно было открыть, не рассеяв сначала его двеомер, — непростая задача для любого из домашних магов Ясраены. А пространственный замок личдроу не позволит Ясраене и воинам Дирр пробраться в храм с помощью телепортации или иной сходной магии. Они не смогут войти иначе как через двери, которые Громф только что магически запер лично, или через окна.
Архимаг, обернувшись, осмотрел окна. На каждой стороне нефа было по четыре полуовальных окна, по высоте расположенных примерно посредине каменных стен. Они были достаточно велики, чтобы дроу легко мог пролезть в них. Громф должен был запечатать и их тоже.
Он достал из мантии небольшой кусочек гранита. Держа его в руке, Архимаг произнес заклинание и создал гранитную стену. Повинуясь его мысленной команде, она приняла форму стен храма и слилась с ними, заодно заполнив оконные проемы. То же самое он проделал с окнами на другой стене.
Храм стал похож на склеп.
Однако каменная стена могла задержать опытного мага или исполненного решимости воина лишь ненадолго, поэтому Громф достал из кармана мантии другой компонент, мешочек с алмазной пылью. Сотворив заклинания сначала в одной стороне храма, потом в другой, он усилил каменные стены незримыми силовыми. Ясраене и ее магам, чтобы войти в окна, придется преодолеть обе.
— Теперь мне хватит времени, — пробормотал Архимаг голосом Ларикаль, надеясь, что не ошибся.
Громф пошел по проходу и остановился примерно на полпути. Паучий голем стоял за алтарем, темный и грозный. Пульсирующее главное заклинание протянулось от Громфа к груди голема, точно пуповина. Они были связаны друг с другом, по крайней мере метафорически.
Громф знал големов. За века он создал их несколько штук. Лишенные разума и сотворенные из неорганических материалов, даже наиболее простые из них были устойчивы практически ко всем разновидностям магических атак.
А паучий голем вовсе не был обычным. Сделанный из отполированного гагата, он служил стражем филактерии личдроу. Громф не сомневался, что личдроу еще усилил его невосприимчивость к магии. Он знал, что уничтожить паучий голем можно лишь физически при помощи зачарованного оружия.
К сожалению, Громф не был особо искусным бойцом — его схватка с Нимором продемонстрировала это в полной мере, — но тем не менее он намеревался разрушить голема дергарским топором. У него есть заклинания, которые помогут ему стать более сильным, быстрым, выносливым и метким, но все же…
