Возвращение

«По крайней мере, страдать будет тело Ларикаль», — подумал он, но это мало утешило его. Он занимает сейчас это тело, значит, он и почувствует боль.

А он уже устал от боли.

Громф снял с пояса топор и перехватил его поудобнее. Разглядывая голема, он достал из кармана мантии кусочек сушеной шкуры ящера и произнес заклинание, которое окутало его тело щитом силы — по сути дела, одев в магическую броню. Потом он произнес еще одно заклинание, и вокруг возникло восемь его иллюзорных копий. Образы двигались и перемещались — голему будет трудно различить, где настоящий Громф, а где иллюзия. Потом последовало заклинание, создавшее перед ним силовое поле размером со щит, которое будет отражать атаки. Перед всеми двойниками появились иллюзорные щиты.

«Почти готов», — подумал Громф.

Архимаг достал из кармана специально приготовленный корешок, пожевал его — он был кислым на вкус — и произнес заклинание, которое ускорило его реакцию и движения.

Он должен был сотворить еще одно заклинание — из свитка, — но, сделав это, он не сможет больше творить магию, пока его действие не окончится. Большинство магов терпеть не могли им пользоваться. У Громфа выбора не было.

Но сначала ему надо пробудить голема.

Он подготовил свиток и, держа его в руке, вытащил из кармана жезл, нацелил его на паучьего голема и выпустил сверкающий заряд магической энергии. Стрела ударила паука в грудь, под бульбообразной головой. Хотя она не причинила никакого вреда, но пробудила голема.

Гигантское каменное существо шевельнулось. Восемь его глаз вспыхнули. Лапы задвигались.

Громф развернул свиток и прочел одно из самых могущественных заклинаний трансмутации, какие только знал. Когда, он договорил последние слова, магия обрушилась на него, принеся с собой знание того, как использовать дергарский топор, и понимание того, как драться. Громф почувствовал, что кожа его загрубела, что он стал сильнее и намного быстрее прежнего. Свирепая ярость охватила его.

К тому моменту, когда заклинание полностью преобразило его, Громф не чувствовал ничего, кроме навязчивого желания изрубить голема на куски. Он наслаждался своей порожденной магией свирепостью. Новые познания, сообщенные ему заклинанием, вытеснили его знания о магической энергии, но это его не волновало. Он не стал бы творить заклинаний, даже если бы мог. Заклинания — удел слабых.

Топор в его руке казался невесомым. Громф скомкал опустевший вдруг лист пергамента в кулаке и одной рукой раскрутил со свистом топор над головой.

Голем уставился на него бесстрастным взглядом и перескочил через алтарь. Существо двигалось с проворством и ловкостью, неожиданными для такой махины. От его тяжести пол храма содрогался.

Громф взмахнул топором, взревел и устремился вперед по проходу.

Квентл, скрестив ноги, сидела на полу своей комнаты, молясь при свете священной свечи, прося о некоем откровении, которое объяснило бы ей этот абсурд.

В руке она сжимала символ Ллос, водя пальцем по его краям.

Богиня не отвечала. Паучья Королева хранила безмолвие, как до своего пробуждения.

При одной мысли о подобной непристойности Квентл затрясло от ярости. Змеи из ее плетки, лежащей рядом с ней, почуяли ее гнев и обвились вокруг нее, пытаясь успокоить госпожу.

Она не обратила на них внимания и поднялась, захватив с собою плеть и свечу. Квентл пинком распахнула дверь, покинула свои покои и, кипя от злости, зашагала через огромный зал Дома Бэнр. Ее ярость бежала впереди нее, как волна, расчищая ей путь.

Слуги при виде ее склонялись в поклоне и разбегались по соседним залам и дальним комнатам. От стремительных шагов кольчуга ее позвякивала, пламя свечи колыхалось.

Как могла Ллос выбрать другую? Квентл была — была, напомнила она себе с яростью, — настоятельницей Арак-Тинилита. Ллос вернула ее из мертвых.

Но Паучья Королева предпочла ее, эту шлюху, эту выскочку!

Змеи мысленно нашептывали ей слова утешения, но она не обращала внимания на их тихое шипение.

Ты по-прежнему Первая Сестра Дома Бэнр, — сказала К'Софра.

Квентл признавала, что это так. Но она не была больше настоятельницей Арак-Тинилита. Та об этом позаботилась.

Квентл знала, что плохо думать об Йор'таэ — богохульство, но не могла остановиться. Она предпочла бы достойную смерть позору быть изгнанной из Арак-Тинилита. Триль после ее возвращения относится к ней по-другому, да и все в Доме тоже.

Почему Ллос так низко оценила ее? После всего того, что она сделала и вынесла?

Никто не подходил больше для того, чтобы стать Йор'таэ Ллос. Никто. В особенности та.

Внимание Квентл привлекла паутина. Гнев ее затих, и она остановилась посреди коридора. В этой паутине не было ничего необычного, но ей она почему-то казалась имеющей особое значение.

Паутина висела в углу, натянутая между двумя завешенными гобеленами стенами, серебрясь в свете свечи. Она была большая.

Работа каменного паука, решила Квентл. Она видела каменных пауков размером с половину своей ладони.

На нитях, словно крохотные марионетки, висело несколько высосанных пещерных мух.

Она подошла к паутине, склонила голову набок и подняла повыше свечу.

Квентл разглядывала нити, размышляя о том, как они красивы в своих хитросплетениях. Каждая нить была залогом существования всей паутины, каждая нить служила определенной цели.

Каждая.

В этой паутине таился смысл, которого лишены были ее жизнь, смерть и воскресение.

Она внимательнее вгляделась в паутину, поводя свечой вокруг нее, но не увидела паука. Она легонько тронула ее пальцем, надеясь, что колебания выманят хозяина паутины из укрытия.

Никого. Пещерные мухи раскачивались на ниточках.

Без всякой видимой причины Квентл вдруг возненавидела паутину. Повинуясь импульсу, она не смогла сдержаться.

Она подняла свечу и поднесла ее пламя к паутине. Она знала, что это святотатство, но все равно сделала это, не в силах скрыть безумной усмешки.

Нити паутины скручивались и распадались, превращаясь в летучие струйки дыма. Пещерные мухи падали на пол. Разгоряченная, Квентл продолжала это до тех пор, пока не уничтожила все следы паутины. Она нагнулась и сожгла всех мух, одну за другой.

Змеи ее плетки были настолько ошеломлены, что даже не шипели.

— Госпожа? — сумела наконец выдавить К'Софра.

Квентл проигнорировала ее и зашагала прочь. Ярость ее неожиданно утихла.

ГЛАВА 16

Едва ступив в Ущелье Похитителя Душ, Данифай потеряла Джеггреда. Только что он был здесь, а в следующий миг его не стало.

Она осталась одна.

Перед ней уходил вдаль узкий проход, ограниченный с обеих сторон отвесными каменными стенами. Над землей стелился серый туман. От холода ее тело покрылось гусиной кожей.

Поскольку ничего другого не оставалось, она пошла вперед. У нее было ощущение, будто каждый шаг ее равен нескольким лигам, а между вдохами проходят дни. Она спешила, ожидая, что вот-вот появится Похититель.

Прошло всего несколько мгновений, и в голове у нее зазвучал шепот, потом шипение, вопли боли. Она не могла понять, откуда они доносятся.