Громфу нужно будет снова восстановить защиту. Никто не должен быть в силах телепортироваться в его кабинет.
— Архимаг! — воскликнул голос.
Нозрор.
Шаги, потом над Архимагом возник пухлый Мастер Магика. Громф видел, как посуровело его лицо при виде ожогов своего господина.
— Вы живы, — сказал Нозрор. — Я рад. — И приказал через плечо: — Ученик! Пошли за жрицей!
Громф покачал головой:
— Он достает из моего стола исцеляющие мази, Мастер Нозрор. В ближайшее время я намерен обходиться без внимания очередной жрицы Ллос.
Он попытался рассмеяться, но вместо смеха получился болезненный кашель.
Нозрор понимающе улыбнулся.
— Я полагаю, филактерия уничтожена? — спросил он.
Архимаг ухитрился кивнуть.
— Уничтожена, — ответил он. — Я как раз спрашивал Прата насчет Дома Аграч-Дирр.
— Храм был полностью разрушен взрывом, Архимаг, — сообщил Нозрор. — Вместе с ним погибли многие воины Дома. После этого Дом Хорларрин пробил наконец брешь в стене. Казалось, что Дом Аграч- Дирр падет и будет истреблен Хорларрин. Но…
— Но?.. — переспросил Громф.
— Но прибыла Верховная Мать Бэнр с отрядом воинов и остановила штурм. Она встретилась с Аниваль Дирр, теперь, по-видимому, Верховной Матерью Дома Аграч-Дирр, и они, похоже, пришли к взаимопониманию. Дом Аграч-Дирр будет вассалом Дома Бэнр.
Громф улыбнулся сквозь боль. Аниваль и Дом Аграч-Дирр на века будут признательны Триль, став, по сути, продолжением Дома Бэнр. Его сестра снова удивила его. Он напомнил себе никогда больше не недооценивать ее.
— Вы сослужили городу великую службу, Архимаг, — сказал Нозрор.
— Это точно, — подхватил Прат, отрываясь от поиска.
Громф кивнул. Он знал это. Но исцеление будет долгим — и для него, и для города. На миг Громф подумал, что сталось с дергарским топором, которым он уничтожил филактерию и забрал душу личдроу. Он оставил его в храме.
Архимаг выбросил эти мысли из головы. Личдроу ничтожен навсегда.
Он надеялся на это.
— Исцеляющие мази, ученик, — напомнил Громф Прату.
Квентл смотрела в лицо Ллос, в лицо
Данифай Йонтирр, лишенная Дома рабыня, стала
Ярость Квентл была столь жгучей, что она едва могла дышать. Тяжесть ее стыда была столь велика, что она едва могла стоять. Халисстра распростерлась на полу рядом с Квентл. Верховная жрица взглянула на нее, взглянула на восемь воплощений Ллос, на тело Данифай, растущее из туловища самого крупного из пауков, и медленно, с величайшим трудом склонилась до пола.
Пусть Квентл не стала
Когда она подняла глаза, то осмелилась спросить:
— Зачем?
В этом вопросе прорвался наружу закравшийся в ее голос гнев.
— Зачем было воскрешать меня из мертвых? — вопросила она. — Зачем было делать меня настоятельницей Арак-Тинилита? Только ради… этого?
Она вспоминала о тех многочисленных случаях, когда спокойно могла убить Данифай, и проклинала себя за ошибку. Она была дурой, самонадеянной дурой.
Восемь тел Ллос подались вперед, причем восьмое было в центре. Квентл подумала, что сейчас умрет, но вместо этого Данифай —
— Ты ищешь причины, дочь моя, ищешь смысл, и в этом твоя ошибка. Разве ты не понимаешь? У хаоса нет причин, нет целей. Он то, что он есть, и этого достаточно.
Услышав эти слова, Квентл поняла, в чем была ее вина перед богиней. Она потерпела неудачу сама и подвела свой Дом.
Она не намерена была оплакивать свое поражение, не перед своей богиней, особенно не перед богиней. Она не доставит Данифай или тому, что осталось от Данифай, такого удовольствия.
Квентл подняла голову и взглянула в серые глаза Ллос — глаза Данифай:
— Тогда убей меня. Я не стану молить о жизни.
Она едва не добавила к этим словам богохульственное «тебя», имея в виду Данифай. Но Данифай была теперь не просто Данифай, и Квентл должна была смириться с этим. Данифай была частью Ллос, Паучьей Королевы, Повелительницы Паутины Демонов, богини Квентл, в облике куда более великом, чем прежде.
Полные губы Ллос изогнулись в усмешке, обнажив не зубы, но паучьи хелицеры.
— Именно поэтому ты будешь жить, — сказала Ллос.
Квентл не знала, испытывает ли она облегчение, стыд или и то и другое вместе. Она ничего не ответила, просто склонила голову.
— Оставь мою обитель, настоятельница Арак-Тинилита, — велела Ллос. — Возвращайся в Мензоберранзан и продолжай возглавлять мой культ в этом городе. Расскажи о том, что увидела здесь.
Она во второй раз провела по волосам Квентл, уже не так нежно, словно сдерживая желание убить.
— Ступай, — сказала богиня. Она кивком указала на Халисстру и добавила: — Эту оставь со мной.
Квентл не стала задавать вопросов. Она поднялась, повернулась и, прошагав между вдовами Абисса, покинула храм.
Халисстра не могла пошевелиться. Она слышала, что Паучья Королева говорила Квентл, но слова не достигали ее сознания, их смысл просто ускользал от нее.
Данифай —
Некоторое время спустя Квентл повернулась, бросила последний взгляд на Халисстру — смесь ненависти и уважения — и покинула храм.
Ллос пообещала, что лишь одна уйдет из храма живой. Квентл ушла — живая.
Халисстра приготовилась умереть.
Богиня смотрела на нее. Халисстра чувствовала тяжесть ее взглядов. Она ждала укуса ядовитых мандибул, как это случилось в ее видении.
Укуса все не было.
Она осмелилась взглянуть Ллос в лицо и увидела Данифай, но и еще кое-что. Она до сих пор сжимала в руке меч Сейилл. Халисстра выпустила его и оттолкнула прочь от себя.
— Я виновата, богиня, — униженно обратилась она к Ллос. — Прости меня.
Она знала, что ее отступничество неописуемо. Она танцевала в честь Эйлистри на Уровне Ллос, воздвигла на вершине холма на земле Паучьей Королевы храм Темной Девы. Она была наихудшей из всех еретиков.
Все восемь ипостасей Ллос разглядывали ее, молчание затягивалось. Когда богиня наконец заговорила, зазвучал лишь голос Данифай, но он был исполнен силы, исполнен гнева.
— Ты слишком долго была вдали от меня, дочь, — сказала Ллос. — Я не прощу.
Ллос потянулась к ней, нависла над нею. Семь остальных тел окружили ее. Халисстра не могла пошевельнуться. Ллос склонилась к ней. Сердце Халисстры колотилось.
Шипящий голос Ллос, более чем когда-либо похожий на голос Данифай, прошептал ей на ухо:
