Свистун невольно подумал о том, не заразился ли сугубо полицейской манерой вести допрос, да и просто беседовать с людьми, столько времени провозившись как с представителями силовых структур, так и со всякими подозрительными личностями. И чуткий человек сразу же понимает, что в разговоре имеет дело с сыщиком, пусть и с частным сыщиком.
Таков, значит, общий итог. Пригоршня телефонных номеров – все знакомые Кении на момент его смерти, да, должно быть, и все, какими он успел обзавестись за годы, проведенные в Хуливуде. И если бы речь шла об истинных друзьях, то таким их количеством не могли бы похвастаться и многие кинозвезды. Беда, однако же, заключалась в том, что в список из двадцати шести номеров наверняка входили не только друзья, но и враги.
Свистун взял две чистые карточки и составил список людей, на которых ему не удалось выйти и с трех попыток. Во всех этих случаях с ним беседовал автоответчик или никто не снимал трубку. Два (или две?) Бобби, Диана, Джейн, Майк и Килрой.
У Килроя наконец сработал автоответчик. Профессора сравнительного религиеведения гуманитарного факультета лос-анджелесского университета Джона Килроя не оказалось дома.
На вторую карточку он нанес имена тех, с кем ему имело смысл потолковать с глазу на глаз. Джордж Игрок, отец Мичем, Джет – если его удастся изловить – и усталая Диана. Интуиция плюс расположение имен в памяти аппарата – вот что помогло ему составить этот список. Черт побери, раньше или позже поговорить придется все равно со всеми. Не так-то их на самом деле много.
– Что-нибудь ценное раздобыл? – спросил Джексон.
– Перерыл всю ванную и провел три минуты в спальне. Обычная женская ерунда – и кое-что необычное.
– А что необычное?
– Настои на травах с причудливыми названиями, причем в огромном количестве. Какие-то корешки. Кристаллы, талисманы, амулеты…
– Ну, и что в этом особенного? В любой лавчонке можно накупить такой ерунды целый короб.
– Она, не забывай, медицинский работник, – возразил Лаббок. – Так к чему ей вся эта хреномун-дия?
– А может, она ведьма? – в шутку сказал Джексон.
Лаббок шутку не принял.
– И книги с крайне странными картинками и символами. Как ты думаешь, не подключить ли к Делу Эссекса?
– На мой взгляд, сам Сатана внедрил Эссекса в лос-анджелесскую полицию. Культами, видите ли, он занимается! Тоталитарными сектами! А у нас с тобой самое обыкновенное убийство.
– А с чего ты взял, что оно самое обыкновенное?
– Да ради всего святого, человека убили. Давай все по порядку.
– Ладно, Эссексу пока ничего говорить не будем, – согласился Лаббок. – Только я все равно ничего не понимаю. Она же медицинский работник.
– Ты что, совсем невежа? А откуда, по-твоему, взялись ведьмы? Они лечили людей травами и притираниями.
– А еще летали на метле. Как тебе кажется, сиделка Бакет летает на метле или нет?
– Думаю, нет.
– Ну, шило-то в жопе у нее есть, это точно.
Глава восемнадцатая
Майк Риальто всегда боялся темноты. Причем нельзя было сказать, будто он боится ночи, – но только пока кругом остается достаточное количество огней. В таком огромном городе, как Лос-Анджелес, где ночное небо залито огненным маревом, он чувствовал себя отлично. А вот оставшись в запертом помещении – даже в собственной квартире, – начинал нервничать после заката. И даже поздние телешоу не избавляли его от страха.
Когда он не занимался всегдашним сводничеством и поиском молодых дарований, способных сверкать разве что на панели, и не выслеживал сутками напролет, уличая в неверности, чьего-нибудь мужа или чью-то жену, его можно было увидеть на автобусной остановке в Сансете, в Голливуде, в Мелроузе или в Санта-Монике. Он сидел на скамье, приветствуя взмахом руки ночных бабочек и вышедших на охоту за ними гуляк и подкрепляя тем самым собственную репутацию чудака, одного из самых главных чудаков во всем Хуливуде.
Рассказывали, что Ричард Никсон в ходе своей первой предвыборной кампании проехал в лимузине с машинами сопровождения мимо одной из этих остановок, разглядел Риальто и поинтересовался, кто он такой, в ответ на что получил самые исчерпывающие объяснения.
Никсон велел водителю развернуться, подъехал к остановке, открыл окошко лимузина и спросил:
– Как поживаешь, Майк?
Риальто уставился единственным целым глазом на незнакомца с подозрительно знакомой физиономией, встал со скамьи, сошел на дорогу, приблизился к машине и сунул голову в окошко.
– Все у тебя в порядке, Майк? – спросил Никсон, которого явно позабавило замешательство случайного человека, столкнувшегося со столь важной шишкой; кандидат в президенты ожидал в ответ на свои слова бурного взрыва восторга.
– Вот что я тебе скажу, Дик, – как ни в чем не бывало возразил Риальто. – Интересно, почему это ты мне никогда не звонишь?
Никсон, рассказывают, чуть не обмочился от смеха.
