произносил это слово.
— Я… ну… я пришла узнать, не могу ли снова помочь леди Амелии.
Амелия чуть не застонала. В невинной юности есть свои недостатки. В эту пору жизни еще не знают, когда надо держать рот на замке. Амелия ожидала, что вот-вот с неба грянет гром и молния поразит ее прямо на месте. Все предвещало именно это.
— Что ты имеешь в виду, говоря «снова»? — спросил виконт обманчиво тихим и мягким голосом.
Он обращался к сестре, но не отводил взгляда от Амелии.
Амелия с трудом сглотнула.
Взгляд Сары переметнулся несколько раз с одного на другую, потом она ответила:
— Гм… Я немного помогла леди Амелии с…
Ее голос пресекся при виде надвигающейся бури, которую предвещал взгляд брата.
— Я сделала что-то плохое? — спросила Сара после минуты напряженной предгрозовой тишины.
— Нет, вы не сделали ничего дурного. Если кто-нибудь и… — начала было Амелия.
— Амелии больше не потребуется твоя помощь, — перебил ее виконт все с той же обманчивой мягкостью.
Сара бросила взгляд на Амелию, будто ждала, что та станет возражать.
— Нет, Сара, я больше не стану просить вашей помощи.
Сара вздохнула с драматическим видом:
— Прекрасно. Тогда я найду на сегодня еще какое-нибудь дело, потому что мисс Джабпер простудилась и лежит в постели. — Она повернулась к брату: — О! Мама сказала, она надеется, что ты не станешь держать леди Амелию весь день взаперти в своем кабинете.
Амелия подавила готовый вырваться горький смех. Если бы только виконтесса знала обо всем, что здесь проводит. Ответ лорда Армстронга прозвучал тихо и невнятно.
Сара бодро и весело попрощалась с ними и ушла.
Как только дверь за Сарой закрылась, виконт направился к столу Амелии. Он стоял, а она сидела, что ставило их в неравное положение. Она явно проигрывала, и он это знал. Но будь она проклята, если бы показала это, если бы вскочила на ноги, затравленная и готовая обороняться.
— Если вы снова когда-нибудь используете мою сестру, я так вас отшлепаю, что вы несколько дней не сможете сидеть. А теперь у вас есть выбор: можете убрать все, что натворили, или будете протирать локти в буфетной, работая вместе с поварятами. Что вы предпочитаете?
Последнее напугало Амелию существенно больше, чем первое.
— Ах, вы ожидали чего-то другого? Воображали, что я снова вас поцелую? — проговорил он, вглядываясь в ее лицо, и, что бы он там ни увидел, это заставило его негромко воскликнуть: — Господи! Так вот в чем дело! Вы ожидали еще одного поцелуя? Ну, для этого вам придется потрудиться. Есть гораздо более легкие способы получить желаемое, чем обливать мужчину кофе. И все же, раз уж вы пошли на это, я готов сделать вам одолжение.
Из всех ошибок, в которых она позднее винила себя, это была наихудшей. Собрав остатки гордости, Амелия вскочила на ноги и, шурша юбками, направилась к нему. Она выхватила тряпку из ведра с мыльной водой и со всем присущим ей достоинством, какое могла сохранить в этой ситуации, начала было опускаться на колени.
Ее колени уже почти коснулись пола, когда она почувствовала, что ее потянули вверх, и она оказалась в твердых объятиях лорда Армстронга. Мокрая тряпка выпала из ее ослабевшей руки.
— Что… — попыталась она произнести, задыхаясь, и вцепилась в него, стараясь сохранить равновесие.
— Черт вас возьми! Вы самая упрямая, своевольная и вызывающая раздражение женщина…
Он закрыл ее рот обжигающим поцелуем. Амелия сопротивлялась столько времени, сколько потребовалось для того, чтобы его язык проник в ее рот, преодолев преграду зубов, а решение этой задачи заняло всего несколько секунд. Когда эта цитадель пала, ее губы раздвинулись в беспомощном изумлении и жажде большего. Она почувствовала свое полное бессилие и поплыла на волнах наслаждения, усиливавшегося при каждом медлительном движении его языка. Потом его руки оказались у нее на ягодицах, сжали их и привлекли ее к себе. Она почувствовала его возбуждение, и его восставшая плоть уперлась в самый центр ее тела, и она ощущала это сквозь досадную помеху в виде шелка и нескольких хлопчатобумажных юбок.
Амелия произнесла что-то в знак протеста и напряглась всем телом, чтобы быть к нему еще ближе. Он отпустил ее губы, и она разочарованно застонала.
Его рот обжег ее щеку, потом подбородок, не оставляя ни одного местечка не затронутым легкими, как перышко, поцелуями. Она с тихим стоном запрокинула голову, и он воспользовался этим, получив доступ к ее длинной стройной шее. Она вцепилась в его голову — волосы его были мягкими и шелковистыми на ощупь, и она перебирала пряди и пропускала их между пальцами, а потом потянула к себе.
Она не представляла, что место за ушами так чувствительно к ласкам, пока его губы не оказались там, и ее ухо не омыла теплая волна его дыхания. Амелия ловила и впитывала издаваемые им стоны наслаждения и запах разгоряченного мужского тела, а также крахмального белья и кофе.
И вдруг она пришла в себя. Ее тело мгновенно окаменело, она оторвала руки от его взлохмаченной головы и с силой оттолкнула его, упираясь в его плечи. Со стоном, ошарашено глядя на нее, он сделал шаг назад, и руки его пали вдоль тела.
Господи! Что с ней происходит? Прежде она считала безумным его, теперь же они поменялись ролями и безумной оказалась она сама.
Несколько мгновений ни один из них не произносил слова. Паузу заполняло только ее неровное хриплое дыхание. Если на виконта этот поцелуй и произвел действие, то это никак не было заметно по выражению его лица.
— Мне надо переодеться, — сказал он. Его взгляд скользнул по ее юбке. — Да и вам это не помешает.
С этими словами он вышел из комнаты. Амелия опустила глаза и увидела на подоле платья большое кофейное пятно.
Глава 13
В тот вечер при свете сальной свечи в своей спальне Амелия писала письмо лорду Клейборо. Перо в нескольких местах прорвало бумагу — настолько велико было нарастающее чувство тревоги и необходимости действовать. Она презирала себя за то, что поддалась отчаянию.
У Амелии возникло также искушение написать Элизабет, но она не могла позволить себе обременять собственными неурядицами свою подругу графиню Кресуэлл, состоящую в счастливом браке и через четыре месяца ожидающую первенца. Запечатав письмо и положив его на прикроватный столик, чтобы позже отдать лакею с наказом отправить, Амелия забралась в постель и позволила себе то, что делала редко, — раздражаться и нервничать. Она всегда считала бесплодное раздражение, проявлявшееся в тяжких вздохах и постоянном беспокойстве, пустой тратой времени и эмоций, не приносящей ничего, кроме неприятностей, и ничего не решающей. И все же ей пришлось признаться себе: ее физическая тяга к Томасу Армстронгу требовала каких-то действий, и если не кипения и раздражения, то чего-то близкого к этому.
Правда заключалась в том, что она не могла доверять себе, если находилась наедине с ним. И с этим ничего нельзя было поделать. Сегодняшний поцелуй показал это совершенно ясно, а ее платье с кофейным пятном, вызвавшее недоуменный взгляд Элен, стало вопиющим напоминанием об этом. Она оказалась не лучше тех женщин, кого он укладывал в свою постель. На самом деле, она была даже хуже, потому что он не ухаживал за ней, не дарил охапки цветов, не говорил красивых слов и не выказывал своего обожания. Нет. Она сдалась на его милость через две минуты после того, как сочла, что готова повесить, утопить или четвертовать его. Слово «смущение» никоим образом не соответствовало тому, что она на самом деле чувствовала.
Если бы только она могла отправить письмо лорду Клейборо с гонцом, как делала это в Лондоне! Два
