— Ваша мать приглашала меня присоединиться к ней и вашим сестрам. Я хотела бы пойти с ними.
— Ваш отец отправил вас ко мне не для того, чтобы вы могли расхаживать по городу и получать от этого удовольствие.
— Значит, я не имею права пройтись по магазинам на Бонд-стрит? Мне нужно купить кое-какие вещи для личного пользования. И что, по-вашему, мне делать?
— Составьте список, и я найду кого-нибудь, кто купит их для вас.
Амелия молча сосчитала до пяти, чтобы не огреть его одним из канделябров, стоявших на каминной полке.
— Значит, меня будут держать в этом доме как узницу?
— Ну, подумаем. Вы будете находиться взаперти в этом доме до воскресенья, пока мы не уедем. Да, это совершенно точная оценка ситуации.
Он не улыбался, твердо сжатые губы и холодная прямота взгляда подтверждали его слова и намерения. Он не даст ей ни малейшей поблажки. И ввиду этого возможность передать весточку лорду Клейборо о своем прибытии приобретала невероятную сложность.
— Если вы приготовите список…
Амелия яростно смотрела на него, поджав губы. Ее гнев объяснялся не только его теперешним упрямством, но и постоянным возмутительным обращением с ней. Когда он с ней заговаривал, что в последние несколько дней случалось нечасто, тон его был резким, слова звучали отрывисто и относились исключительно к ее обязанностям, когда он давал ей инструкции. Пожалуй, она могла бы разгуливать по дому обнаженной, настолько он не замечал ее. И хотя она снова и снова напоминала себе, что хотела именно этого, по временам ее слова казались ей самой пустым отражением страстной, обреченной на поражение мольбы. Она хотела, чтобы он не беспокоил ее, но печальный факт заключался в том, что он так и сделал.
— Можете не беспокоиться! Я сама позабочусь о себе! — огрызнулась она, повернулась на каблуках и вышла из гостиной.
Звонкое цоканье ее каблучков отдавалось громким эхом от деревянного пола коридора.
Перед тем как спуститься по лестнице на первый этаж, она случайно обернулась и увидела, что Томас смотрит ей вслед.
Он медленно кивнул головой, все еще не спуская с нее глаз. Лицо его оставалось непроницаемым.
Амелия стремительно помчалась по лестнице. Так же стремительно билось ее сердце.
В отличие от многих более благовоспитанных и изысканных светских леди Амелия не обладала музыкальным слухом, не умела хорошо играть на фортепьяно и могла бы порезаться и истечь кровью, если бы ее заставили заниматься рукоделием, вооружившись иглой и ножницами. Но она любила читать, и самыми любимыми ее книгами были романы. И потому она, естественно, направилась в библиотеку. Творения самых уважаемых и плодовитых авторов украшали книжные полки виконтессы, и вот уже Амелия оказалась там.
Она провела пальцем по корешку «Укрощения строптивой» и заколебалась в выборе между комедией Шекспира или чем-нибудь трагико-романтическим, вроде «Джейн Эйр».
Звук чьего-то кашля испугал Амелию — она стремительно повернула голову в направлении двери. На пороге стоял высокий, очень высокий лакей, кажется, Джонс, если она правильно запомнила его имя.
— Прошу прощения, мэм. Его лордство просит вас в утреннюю гостиную.
Сердце ее пропустило удар, и она не смогла подавить дрожи предвкушения, пробежавшей по ее телу. Она ответила кратким кивком.
— Пожалуйста, скажите его лордству, что я буду там через минуту.
— Да, мэм.
Смущенно отдав поклон, он удалился. Разве Томас не уехал? Она думала, что он уехал час назад. Виконтесса сказала ей, что он остановится в своей холостяцкой квартире. Но он, оказывается, все еще здесь. И хочет ее видеть.
Амелия отправилась бы туда немедленно, но это выглядело бы как нетерпение и готовность подчиниться его воле. Пусть немного подождет. Не следует делать все, чего он желает. Пусть знает это. Она сочла, что заставить его подождать десять минут — как раз пристойно.
Девятью минутами позже она переступила порог утренней комнаты и остановилась как вкопанная при виде Камиллы Фоксуорт, беседующей с Томасом.
«Оставьте его в покое. Он мой!» — хотелось ей закричать. Возможно, неожиданность присутствия здесь женщины вызвала в ней столь примитивную реакцию. Глубоко вздохнув, она проследовала к беседующей паре.
— А вот и она, Камилла, — сказал Томас, поворачиваясь к Амелии.
Несмотря на его непринужденную манеру, Амелия почувствовала, что прервала личную беседу, и это настроило ее на воинственный лад, как ребенка, у которого отобрали игрушку, прежде чем он закончил с ней играть. Впервые за много недель она увидела на его лице улыбку. По-видимому, мисс Фоксуорт способствовала его хорошему настроению.
— Леди Амелия Бертрам, я хотел бы представить вам мисс Камиллу Фоксуорт.
Усилием воли Амелия заставила расслабиться мускулы рук, ног и лица. Пока она проделывала тяжкий путь через комнату, подавляя раздражение, в голове ее забрезжил трезвый и разумный вопрос: что она здесь делает, эта мисс? И тут на нее обрушилась невероятная, недопустимая догадка. Конечно же, Томас не собирается… Нет, что за нелепая мысль!
Мисс Фоксуорт улыбнулась и присела в изящном реверансе.
— Добрый день, леди Амелия. Думаю, нас уже как-то представляли друг другу. В начале сезона на балу у Рэнделлов.
Чтобы не показаться совсем уж лишенной представления о светских манерах, Амелия подтвердила это коротким кивком головы, стараясь, чтобы ее чувства не отразились на лице. В ответ она получила оценивающий взгляд Томаса.
— Да, припоминаю, — сказала она ледяным тоном.
Она постаралась не заметить еще один, более суровый, взгляд Томаса.
— Мисс Фоксуорт согласилась побыть вашей компаньонкой, пока моя мать будет в отъезде.
Выражение лица Томаса тотчас же смягчилось, как только он обратил взор к мисс Фоксуорт, взиравшей на него с молитвенным экстазом.
В свою очередь, Амелия уставилась на женщину, чувствуя, что подтверждаются ее худшие подозрения. Она мгновенно охватила взглядом ее тощую фигурку в платье, которое больше пристало бы пожилой матроне, и голубые глаза на мертвенно-бледном лице призрака, и ее охватил необъяснимый гнев.
— Неужели? Я полагала, что у мисс Фоксуорт есть бесконечно лучшие занятия, чем это!
Амелия сделала паузу, стараясь подавить готовые вырваться слова и горечь, подступившую к горлу. Но все было бесполезно. Желание… нет, потребность сказать этому убогому существу то, чем она является, была такой сильной, что она не устояла:
— А впрочем, я понимаю, одинокая женщина без надежды на замужество имеет слишком много свободного времени, которое ей не на что истратить.
Как только последнее слово было произнесено, Амелия почувствовала: она готова сделать все, что угодно, чтобы забрать свое оскорбление обратно. Она проклинала себя за то, что ее язык каким-то непонятным образом стал орудием беспримерной дерзости и наглости. Но раскаяние пришло слишком поздно.
Из уст Томаса вырвалось шипение, а единственной реакцией мисс Фоксуорт был только краткий взгляд вниз, будто она старалась скрыть впечатление от этих слов. Амелии же хотелось, чтобы пол разверзся и поглотил ее. Мисс Фоксуорт не сделала ей ничего плохого. Единственным ее преступлением было общение и дружба с виконтом и очевидное обожание, которое она питала к нему. А так как Амелия и сама довольно тесно сошлась с виконтессой и ее дочерьми, то едва ли это можно было счесть большим грехом.
— Как вы можете видеть, леди Амелия еще не усвоила светских манер, — процедил Томас сквозь стиснутые зубы, обратив к женщине извиняющуюся полуулыбку. — Если вы будете так любезны извинить
